Чтобы проверить положение судна, Хорнблауэр вышел на палубу со светом (в тот день, один из самых коротких дней в году, это было не так уж рано). Провс брал азимут на Пти Мину и Гран Гуэн.
— С Рождеством вас, сэр, — сказал Буш. Чрезвычайно характерно для военной службы, что Буш козырнул, произнося эти слова.
— Спасибо, мистер Буш. И вас также.
Не менее характерно, что Хорнблауэр в точности знал, что сегодня двадцать пятое декабря, и совершенно забыл, что это Рождество; в таблицах приливов церковные праздники не упоминались.
— Есть ли новости от вашей супруги, сэр? — спросил Буш.
— Нет еще, — ответил Хорнблауэр с улыбкой, которая лишь наполовину была вымученной. — Письмо, которое я получил вчера, датировано восемнадцатым, и в нем еще ничего нет.
Письмо от Марии дошло за шесть дней, потому лишь, что провиантское судно доставило его с попутным ветром. Это означало также, что ответ доберется до Марии недель за шесть — а за шесть недель — за неделю — все переменится, ребенок родится. Флотский офицер, пишущий письмо жене, равно как и лорды Адмиралтейства, планирующие перемещения флотов, должны внимательно смотреть на флюгер. Мария и повитуха сошлись, что ребенок родится под Новый Год. В это время Мария будет читать письма, которые Хорнблауэр написал месяц назад. Он хотел бы, чтоб эти письма были подушевней. Но никакими силами нельзя ни вернуть их, ни изменить, ни дополнить.
Единственное, что он мог сделать, это провести часть утра за сочинением письма, которое восполнило бы, пусть с опозданием, недостатки предыдущих (Хорнблауэр со стыдом вспомнил, что не первый раз принимает такое решение). Это письмо писать было еще труднее — приходилось учитывать все возможные повороты событий. Все возможные повороты событий… Хорнблауэр тревожился в этот момент точно так же, как и любой будущий отец.
Он промучился с этими литературными упражнениями почти до одиннадцати часов, ничего толком не написал, и, поднимаясь на шканцы, чтоб подвести «Отчаянный» ближе к берегу, испытывал виноватое облегчение. Хорошо знакомые берега приближались с обеих сторон. Погода была ясная; не искрящееся морозом Рождество, конечно, но тумана почти не было, и Хорнблауэр приказал положить шлюп в дрейф так близко к рифу Поллукс, как мог решиться. Его приказы сопровождал глухой рев пушек Пти Мину. Заново отстроенная батарея, как обычно, палила с большого расстояния в надежде, что в этот-то раз «Отчаянный» подойдет достаточно близко. Узнали ли они судно, причинившее им столько вреда? Очень вероятно.
— Утренний салют, сэр, — сказал Буш.
— Да.
Хорнблауэр взял подзорную трубу замерзшими (перчатки не помогали) руками и, как всегда, направил на Гуль. Нередко за ним можно было увидеть что-нибудь интересное. Сегодня интересного было много.
— Четыре новых корабля на якоре, сэр, — сказал Буш.
— Я насчитал пять. Разве это не новый — фрегат на одной линии с колокольней?
— Не думаю, сэр. Он просто поменял стоянку. Я насчитал только четыре новых.
— Вы правы, мистер Буш.
— Реи подняты, сэр. И… сэр, вы не взглянете на эти марса-реи?
Хорнблауэр уже смотрел.
— Не могу разглядеть точно.
— Я думаю, марсели свернуты вдоль реев. Парус, свернутый вдоль рея, гораздо тоньше и менее заметен, чем когда его рубашка собрана у мачты, как обычно делают на стоянке.
— Я сам поднимусь на мачту, сэр. А у молодого Формана зоркие глаза. Я возьму его с собой.
— Очень хорошо. Нет, подождите, мистер Буш. Я поднимусь сам. Посмотрите за судном, пожалуйста. Но Формана можете мне прислать.
Решение Хорнблауэра самому подняться на мачту свидетельствовало, что новые корабли сильно его заинтересовали. Он знал, что медлителен и неловок, и не любил обнаруживать это перед смелым и проворным подчиненным. Но что-то в этих кораблях было такое…
Хорнблауэр, тяжело дыша, добрался до топа фор-стеньги. Несколько секунд ушло на то чтобы отдышаться и поймать корабли в поле зрения подзорной трубы.
Во всяком случае, он согрелся. Форман был уже здесь. Постоянный впередсмотрящий сжался при виде начальства.
Ни Форман, ни впередсмотрящий не могли ничего определенного сказать об этих марселях, свернутых вдоль реев.
Они считали, что это возможно, но определенно высказаться не решались.
— Вы что-нибудь еще видите необычное в этих кораблях, мистер Форман?
— Ну… нет, сэр. Не могу сказать, сэр.
— Вам не кажется, что у них очень неглубокая осадка? Два из четырех новых кораблей были двухпалубные шестидесятичетырехпушечные, вероятно, и нижний ярус орудийных портов располагался выше над водой, чем можно было ожидать. Измерить было невозможно, но Хорнблауэр чувствовал это интуитивно. Что-то не так, хотя Форман, при всем желании угодить, этого не видел.
Хорнблауэр повел подзорной трубой вдоль якорной стоянки, ища дополнительных сведений. Он видел ряды времянок, в которых жили солдаты. Французские солдаты были знамениты умением о себе позаботиться, построить себе подходящее убежище от ветра и снега. Ясно видны были дымки костров — сегодня они, конечно, готовят себе Рождественский обед. Здесь стоял тот самый батальон, который преследовал Хорнблауэра до шлюпок в день штурма батареи. Хорнблауэр повел трубой дальше, потом вернулся. Он не мог точно видеть из-за ветра, но ему показалось, что возле двух рядов времянок дымков не видно. Все это было очень неопределенно — он не мог даже оценить, сколько солдат живет в этих времянках — две тысячи, пять тысяч. И что дымков нет, он тоже не был твердо уверен.
— Капитан, сэр! — закричал Буш с палубы. — Отлив кончается.
— Очень хорошо. Я спускаюсь. На палубу Хорнблауэр спустился задумчивый и рассеянный.
— Мистер Буш. Скоро я захочу на обед рыбы. Прикажите впередсмотрящему искать «Дукс фрирс».
Ему пришлось произнести так, чтоб Буш его понял. Через два дня он в своей каюте пил ром — притворялся, будто пьет ром — с капитаном «Deux Freres». Он купил себе полдюжины каких-то непонятных рыбин. Капитан называл их «Carrelets» и утверждал, что они очень вкусные. Хорнблауэр предполагал, что это камбала. Во всяком случае, он заплатил за них золотую монету, которую капитан, ни слова не говоря, сунул в карман перепачканных рыбьей чешуей саржевых штанов.
Разговор неизбежно перешел на то, что можно увидеть за Гулем, а потом, от общего к частному, на новые корабли. Капитан отмахнулся, показывая, что они не имеют никакого значения.
— Arme s en flute, — небрежно сказал он. En flute! Как флейта! Это объясняло все. Отдельные куски головоломки сложились наконец вместе. Хорнблауэр неосторожно глотнул рома и закашлялся, чтоб скрыть свой интерес. Военный корабль со снятыми пушками при открытых орудийных портах становится похож на флейту — у него получается ряд пустых отверстий по бортам.
