Среди деревьев посреди острова значительный участок его территории обнесен металлической сеткой и проволокой под током. Так черепахи охраняются от местных джанджили, как зовут здесь браконьеров. Эти редкие животные хорошо прижились на острове и активно здесь размножаются. Мы стали свидетелями и их спаривания, и кладки яиц, и выращивания молодняка. Около двух десятков крупных взрослых особей огорожены в отдельном загоне. Они действительно имеют размеры панциря до полутора метров в длину и полуметра в высоту. Панцирь черного цвета, овальной формы и сильно выгнут вверх. Смотритель сообщил, что возраст самой старой пары местных черепах превышает триста лет. Тем не менее эти ветераны довольно быстро передвигаются по земле на крепких Толстых ногах, вытянув вперед крупные головы с загнутым вниз орлиным клювом. На панцире каждого взрослого животного масляной краской нарисованы персональные номера, служащие для учета и идентификации. Черепахи охотно брали у нас из рук пучки зеленой пахучей травы, не проявляя при этом ни страха, ни агрессии. На отдельных участках острова содержатся десятки молодых особей в возрасте от трех до пяти лет, и, возможно, уже скоро они будут расселены по другим островам архипелага.
По лесным дорожкам острова совершенно свободно гуляют десятки павлинов. Самцы их то и дело распускают свои великолепные хвосты, пытаясь привлечь внимание сереньких невзрачных самочек. Они нехотя убегают от нас в кусты и снова выскакивают на дорожку позади людей, не обращая на гостей никакого внимания. Из гущи ветвей доносится пение многоголосого хора десятков видов тропических птиц. Растут многочисленные кактусы самых немыслимых форм и разнообразных размеров. Просто рай какой-то…
Но кому рай, а кому и тюрьма. Именно к ее полуразвалившимся каменным баракам вывела нас заросшая травой тропа. Только тут Гассан заметил, что я иду босиком. Из-за жары я оставил ботинки в лодке, совсем позабыв, что мы будем ходить по земле бывшего лепрозория. А ведь бациллы проказы, попав в землю, могут содержаться там десятки и даже сотни лет, представляя потенциальную угрозу для человека. Хотя проказа гораздо менее заразна, чем туберкулез или сифилис, но это очень страшное и малоизученное заболевание, которым на Земле болеет около семи миллионов человек. Один миллион прокаженных проживает в Африке. Мне довелось побывать в лепрозории, который расположен на одном из греческих островов, лежащих в Средиземном море, неподалеку от острова Крит. Немало прокаженных я видел в Индии и Китае. Для неподготовленного человека — это довольно жуткое зрелище. Заболевание начинается незначительным обесцвечиванием верхних слоев кожи, в виде пятен, напоминающих лишай. Затем по их краям образуются пузырьки, которые нагнаиваются и покрываются струпьями. Кожа, особенно на лице, утолщается, и в ней появляются грубые узлы. Они до неузнаваемости деформируют лоб, нос, щеки и уши больного. Затем появляются гнойные трещины на пальцах рук и ног, и те, в конце концов, полностью отгнивают. Если заболевшего не лечить, его ждет мучительная смерть через 8-10 лет. Лечение тоже нельзя назвать достаточно эффективным, так как редко когда оно начинается своевременно.
Я ругал себя самыми последними словами за оплошность, но уж очень хотелось осмотреть тюрьму-лепрозорий. Тогда Гассан отдал мне свои шлепанцы, сказав что через его задубевшие подошвы никакая зараза уже не пролезет. Я поблагодарил его, сказав, что это станет ясным через два с половиной года; таков инкубационный срок проказы.
Тюрьма состояла из двух низких каменных бараков, которые построили сами заключенные, свозимые на остров по при- говору султана. Под ее каменным полом когда-то находились помещения, где арабы содержали своих рабов, но входы туда 6ыли взорваны англичанами. Тюрьма никак не охранялась, для цели было достаточно такого стража, как океан: убежавший с острова неминуемо погибал в его пучине, уносимый сильными течениями. Поэтому-то тюремный туалет представлял из себя просто ровный участок скалы, нависающий над водой. На острове нет источника пресной воды. В часы прилива морская вода заходила в вырытый заключенными котлован, и они опресняли ее в огромных металлических черных баках, нагреваемых жарким солнцем. Воды, конечно же, не хватало, мало было и еды. Она привозилась на остров один раз в несколько дней как заключенным, так и последующим прокаженным. Возможно, смерть являлась здесь единственным облегчением от страданий для тех и других.
Трудно представить себе что-либо более страшное, но тем не менее это существовало. Это была работорговля…
Англичане часто кичатся тем, что они первыми начали войну с торговцами живым товаром, забывая, что они же первыми начали этот позорный бизнес. Еще в 1562 году их соотечественник Джон Хоукинс вывез первую партию рабов из Африки. В 1663 году была создана «Королевская африканская компания» для снабжения рабами многочисленных британских колоний, а в Ливерпуле, Лондоне, Бристоле были открыты биржи по торговле невольниками. А следом подключились французы, португальцы, испанцы. Лишь мизерная часть рабов захватывалась и продавалась пиратами. Основная масса живого товара добывалась европейскими колонизаторами или по их заявке. Так, например, крупнейшим работорговцем был Португальский губернатор, сколотивший себе на этом деле немалое состояние. Европейцы делали себе захватчиков человеческого мяса из некоторых воинственных племен Африки. Те, в свою очередь, нападали на мирные деревни, захватывая жителей как скот и сгоняя их в колониальные фортпосты белых. Кроме многих людей, действительно захваченных в плен, были тысячи убитых и умерших от голода в результате набегов, уничтожающих африканские деревни. Тысячи людей погибали в междуусобных войнах племен, стремившихся прождать друг друга в рабство. Тысячи человеческих скелетов лежали среди скал и лесов на невольничьих тропах, ведущих к океану. По отчетам тех же португальцев, только пятая часть человеческого товара доставлялась живой из центральных районов материка на его побережье. К конечным же пунктам ужасных маршрутов, например на Кубу, живым добирался только. Один невольник из каждых десяти, захваченных в Африке. Таковой была цена этой дьявольской торговли человеческим мясом.
И вовсе не потому работорговля была со временем прекращена, что у европейцев взыграло чувство человеколюбия и заговорила совесть. Просто они подсчитали, что использование рабского труда является не только малорентабельным, но и во многом убыточным, если взять в зачет все расходы по его организации. Вот и весь гуманизм рыночной экономики, за которую мы теперь так ратуем.
