они, тебе сказали?
– Мишка! – возмущаюсь я, – Сказали: «Он – один и ты – один. Вместе – будет пара!».
– Ха-ха-ха! – хрипло смеётся на это, Дыхан, – Логично! Вот, оно – решение проблемы техники безопасности! А что там, у тебя за бойня, в конторе? Как в директорский кабинет ни загляну – там ты сидишь!
– Да, задолбал, новый директор! Чуть я заикаюсь о приказе на полевые – он говорит: «Полевой дневник на стол!». Очень доброжелательно так, говорит!.. Представляешь? Он, мой месячный полевой дневник – читает, как детектив! Он каждое слово вдумчиво прочитывает! Обдумывает, смакует и принимает решение – правильно ли я написал! И всё оспаривает! Я площадку по учёту кандыка заложил – он считает, что я не так её сделал! Каждую графу в учётной таблице оспаривает!
– Ну! – говорит он мне, – Я прав?.. А я же – как баран, упёртый! Сижу, надутый и не соглашаюсь с ним.
– Нет, – бухчу я, – Прав я!..
– Ха-ха-ха! – смеётся Дыхан.
– Ну, не прав он! – горячусь я, – Я сам стараюсь поставить площадку самым лучшим образом! Я знаю, что лучше её – не поставить!
– Значит, сидите… – задумывается Дыхан, – Двое упрямых… Он – директор. Думает, что всегда прав… Наезжает!
– Угу. Наезжает, – вздыхаю я.
– А ты – знаешь свою ботанику. И не уступаешь!
– Ну! – соглашаюсь я, – Сижу, пыхчу и молчу… Последний день четыре часа просидел, в директорском кабинете.
– Круто… – вслух думает Дыхан, – Сань! У вас же, ботаников – всё по латыни. Ты латинские названия растений знаешь?
– Конечно! – вытаращиваюсь я на Дыхана, не зная, оскорбиться мне на него или просто обидеться.
– А… ты можешь всё, в своём дневнике, писать по латыни?
– Конечно! – искренне развожу я перед ним, руками.
– Ну, так пиши!
– Да? – озадачиваюсь я, – Латынью?
– Конечно!
Кордон Ивановский. Вереницей потянулись дни, охарактеризовать которые можно одной фразой «волка ноги кормят». Моя работа, по весенним растениям долины речки Тятина, уже завершена, и я переключаюсь на выявление мест произрастания редких растений и сбор гербария заповедника. Гербарий – это, ведь, коллекция растений заповедника. Коллекция! Это огромная коллекция, труд на многие годы. Это важно и нужно… А, ещё – это так интересно!
Мы встаём по будильнику, не позднее пяти часов утра. К полудню – успеваем выходить полсвета… А вторую половину этого света – выходить к вечеру. Михаил, по голосу, узнаёт любую птичку, пискнувшую в ближайших окрестностях! Да-а, в птичках он разбирается классно… Ну, что ж? А я – не хуже него, разбираюсь в растениях…
Юг Кунашира – это, конечно, не север! С утра до вечера, мы шляемся по лесам – и ни одного медвежьего шороха! Ни одного! Хорошо это? Да это, просто, здорово!..
Одиннадцатое июня. Ивановский кордон. Сегодня, мы решили разделиться. Михаил уходит по своим, птичьим делам, в верховья Кривоножки. Это ручей, стекающий к нам с внешнего склона кальдеры вулкана Головнина. А, я – сегодня, пройдусь по тропе пограничников. Здесь! Никуда не отходя. Близко. И – не в лес! Эта тропа проложена вдоль побережья.
– Познакомлюсь, сегодня, с дубравами! – решаю я, – Или правильнее сказать «с дубняками»?
Мне приятнее – второй термин… У меня – железная логика: лес из ели – ельник, лес из берёзы – березняк. Значит, лес из дуба – дубняк… Оба вида дуба, у нас – редкие, краснокнижные. Да, мало ли чего, я здесь найду? Одним словом, я выхожу на свободную охоту…
Сегодня, в природе – полное безветрие. Мёртво стоит пелена густого тумана. Он глушит все звуки! Словно, вата в ушах. По такой погоде – даже, птички не поют. Полная тишина! Только, время от времени, раздаётся длинный, заунывный свист дрозда…
– Сссссссссссссс…. Сссссссссссссссссс….
Обычный, человеческий свист! Долгий и очень заунывный…
Прокошенная в бамбуке, тропа вьётся от нашего мыса, вдоль морского побережья, на север, в сторону речки Озёрной. Но, только, по сопкам, эта тропа идёт – не со стороны Охотского моря, а по склонам, противоположным морскому побережью…
– Правильно! – одобрительно думаю я, – Этот склон закрыт от осенних штормов! Когда на море бьёт шторм с ледяным дождём – по обращённому к морю склону не пройти!
Шагая по тропе, я начинаю подниматься по склону сопки. Тропинка узкая, вокруг стоит бамбуковый дубняк. Глазами, я ищу самый толстый ствол дуба! Это – мой личный интерес, хобби… Вон, он!
– Так! Дуб зубчатый! – громко разговариваю я с дубом, доставая рулетку, – Сколько сантиметров, твой диаметр?
Интересно, что дубняки из этого вида дуба, у нас, на Кунашире – простираются только вдоль побережья Охотского моря! Эти леса представляют собой скопище чахлых, скрюченных дубков, до половины своего роста, снизу, поглощённых мощным покровом бамбука. Где-то в журнале, я видел фотографию завязанных на узлы, северных берёзок, с надписью «танцующие деревья». По-моему, эти дубки танцуют ничуть не хуже…
– Пятьдесят четыре сантиметра! И это – самый могучий дуб зубчатый?! – кривлю я губы, – Не густо!
Тропа, постепенно, забирает в пологий распадок. Здесь, на спуске – бамбуковый березняк. Но я, всё же, на юге острова – и кроме белых стволиков берёзок, я вижу приличные деревья бархата, вязы, вишню…
– Пёстрая смесь юга! – довольный, улыбаюсь я.
Березняк перевит плетьми лиан. Вот, с высокого куста гортензии, свисают чёрные плети лианы, с неряшливо отслаивающейся корой.
– Виноград Куанье! – прицениваюсь я, к лиане, – Назван в честь какого-то Куанье! Он, наверняка, был французом… Опять, кто-то из команд кораблей первооткрывателей!
– Надо замерить диаметр и винограда! – решаю я, – Интересно ведь, до какой толщины, на Кунашире, виноград вырастает.
Я схожу с тропы и трудно гребу по упругим зарослям бамбука, приближаясь к гортензии. Достаю рулетку…
– Семь сантиметров! А, что? Это, действительно, толстый виноград! Во всяком случае, толще – я не видел!
Здесь же, рядом, плетётся «ипритка»! По-латыни – токсикодендрон, ядовитое дерево. По-научному «сумах восточный». Стараясь не прикасаться к тёмно-зелёным, тройчатым листьям сумаха, я осторожно меряю диаметр стволика и этой лианы.
– Тоже, семь сантиметров! Сумах – семь сантиметров диаметром! Это уже круто!
Опыт моей лесной жизни на Кунашире, показывает, что для сумаха это – очень, очень много!
Тропа, среди чистого пихтарника, начинает подниматься вверх, по склону сопки.
– А, пихтарник-то – совсем жердняк! – прицениваюсь я.
Только молодняки бывают такими густыми, что под ними не выживает ни одно другое растение. Под таким лесом – лишь голая почва, покрытая слоем опадающей хвои. В геоботанике, такой лес и называется мёртвопокровным. Вверх по склону, по этому чистому хвойнику, уходит чистая, ухоженная просека моей тропы.
– Здорово! – радуюсь я, – Настоящая широкая, пешеходная дорожка! Как в парке культуры и отдыха!.. И уютная такая!
Шаг за шагом, я поднимаюсь по тропе, всё выше по склону. Кругом матово отливают серые колонны стволов пихт, у них такая мягкая, зелёная хвоя…
Вот, впереди и выше меня, хвойник до земли, стал просвечиваться небом! Это значит одно – впереди
