Павел не колебался. Он позвал центуриона и попросил его привести юношу к Лисию. Центурионы хорошо относились к Павлу, зная, что он римский гражданин, и поспешили исполнить его просьбу. Лисий тоже показал свое расположение к узнику, немедленно приняв его племянника и прервав свою беседу с другим человеком. Тысяченачальник поблагодарил юношу, попросил его держать все в строжайшей тайне и немедленно приступил к действию.
Вечером того же дня двести человек пехоты, двести стрелков и семьдесят всадников ожидали с внешней стороны городских стен. Посреди кавалерийского отряда, завернутый в плащ, чтобы его не узнали, сидел на лошади не кто иной, как апостол Павел. На следующее утро отряд уже был в Антипатриде, у подножия холмов Иудеи. Планы заговорщиков были сорваны. Дальнейшая дорога пролегала через возделанные земли, населенные по преимуществу язычниками, и пехота повернула назад, предоставив охрану кавалерии. Всадники доставили Павла в преторию Кесарии, где он предстал перед Антонием Феликсом, наместником Иудеи, преемником прокуратора Понтия Пилата.
Офицер, командовавший эскортом, передал Феликсу письмо от Лисия. Копия этого письма позже была передана одним из писцов Луке, или же ее опубликовали в правительственном объявлении, и Лука помещает это письмо в Деяниях без каких-либо комментариев. В этом есть своеобразная ирония: видимо, Луку изрядно позабавило это тактично-дипломатическое искажение событий:
"Клавдий Лисий — достопочтенному правителю Феликсу — радоваться: Сего человека Иудеи схватили и готовы были убить; я, пришед с воинами; отнял его, узнав, что он римский гражданин; потом, желая узнать, в чем обвиняли его, привел его в синедрион их и нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков; а как до меня дошло, что Иудеи злоумышляют на этого человека, то я немедленно послал его к тебе, приказав и обвинителям говорить на него пред тобою; будь здоров".
Феликс формально запросил родную провинцию Павла, Киликию, прислать обвинителей — таковы были правила суда над римским гражданином. А пока Павла поместили под стражу в претории дворца Ирода Великого.
Несмотря на преклонный возраст, первосвященник поспешил в Кесарию вместе со старейшинами, взяв с собой профессионального оратора-обвинителя по имени Тертулл. Друзья Павла, повидимому, также прибыли в Кесарию; Лука, во всяком случае, на суде присутствовал. Излагая обвинительную речь Тертулла, Лука опять-таки немало посмеялся: Тертулл бесстыдно льстит правителю, хорошо зная в то же время, что именно Феликс спровоцировал кровавое восстание 52 года, принесшее бесчисленные бедствия народу Иудеи; огромное количество политических убийств в те годы тоже было на его совести — это Феликс организовал убийство бывшего первосвященника Монафана в самом Храме. Теперь прокуратор был предельно осторожен: рожденный рабом, он обязан был всей своей карьерой брату Палассу, фавориту императора Клавдия, теперь уже мертвого. Характер Феликса можно описать краткой фразой Тацита: "Он обладал властью царя и умом раба".
Тертулл принял важную позу, характерную для всех юристов, защищающих неправое дело, и начал: "Всегда и везде со всякою благодарностью признаем мы, что тебе, достопочтенный Феликс, обязаны мы многим миром, и твоему попечению благоустроение сего народа; но, чтобы много не утруждать тебя, прошу тебя выслушать нас кратко, со свойственным тебе снисхождением…" Прежде всего Павла назвали "язвою общества", "возбудителем мятежа, между Иудеями, живущими по вселенной". Во-вторых, он был представителем Назорейской ереси, то есть культа не признанного официально римским государством. В-третьих, он пытался осквернить Храм, нарушая внутренний закон иудеев, который римляне обещали соблюдать. Тертулл закончил речь довольно неудачным предположением, что Феликс сам, расспросив Павла, услышит подтверждение того, в чем его обвиняют.
Первосвященник и его помощники горячо поддержали обвинение, а ассийские иудеи, заварившие кашу, блистали своим отсутствием. Феликс вызвал Павла, который защищал себя сам. Павел показал себя спокойным человеком, умеющим отвечать на обвинения без раздражения, разумно — и, кроме того, обладающим навыками юриста, несмотря на долгое отсутствие практики.
"Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей", — сказал Павел, — "я тем свободнее буду защищать мое дело".
— "Ты можешь узнать, что не более двенадцати дней тому, как я пришел в Иерусалим для поклонения; и ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу они не находили меня с кем-либо спорящим или производящим народное возмущение", — Павел искусно свел дело к Иерусалиму только, не желая спорить о "всей вселенной". — "И не могут доказать того, чем меня обвиняют. Но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему написанному в законе и пророках. Имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, праведных и неправедных, чего и сами они ожидают; посему и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми". Павел описал события, приведшие его в Храм. Он принес пожертвования для своих соплеменников и проходил обряд очищения. "Не с народом и не с шумом" это было. Но "некоторые Асийские Иудеи" — Павел, видимо, прервал фразу посередине и многозначительно взглянул на аудиторию — "которым надлежало бы предстать пред тебя и обвинить меня, если что имеют против меня" — это они произвели шум и возмущение. "Или пусть сии самые скажут" — Павел указал на первосвященника и его помощников, — "какую они нашли во мне неправду, когда я стоял пред синедрионом; разве только то одно слово, которое громко произнес я, стоя между ними, что за учение о воскресении мертвых я ныне судим вами".
Так закончил Павел свою речь. Феликс уже навел справки, чтобы узнать, что такое христианский путь спасения. Кроме того, ему, вероятно, было известно решение Галлиона. Он понимал, что иудеи не могут представить никакого законного, с римской точки зрения, обвинения, и что он должен устраниться от решения этого вопроса. Но не желал Феликс обострять отношения с первосвященником и религиозными лидерами провинции. Хитрый и лукавый человек, он отложил решение до того времени, когда сможет выслушать лично Лисия о происшедших событиях.
Феликс приказал содержать Павла под арестом, разрешив друзьям посещать его сколько угодно и приносить ему все, что нужно.
Глава 32. Царь, царица и прокуратор
Влажная средиземноморская зима уступила лету 58 года; дули свежие ветры с моря. Павел, прикованный легкой цепью к сопровождающему его солдату, мог свободно гулять по берегу и в городе. Аристарх из Фессалоник поселился в тюрьме, чтобы помогать и прислуживать Павлу. Тимофей уехал проповедовать в Европу или Малую Азию: в нем все еще оставалась юношеская живость, но уже появилась способность к сосредоточенности. И другие посланники церквей вернулись в Европу и Асию, за исключением Луки, который решил остаться в Иудее, чтобы собрать все возможные устные и письменные свидетельства о жизни, смерти и воскресении Иисуса, а также о жизни первых христиан.
