«Должно быть, кедр качается и грозит падением», — мелькнуло у меня в голове.
Я быстро сбросил с головы покрышку спального мешка и спросил, что случилось.
— Ничего, ничего, капитан, — отвечал мне Дерсу, но я заметил, что говорил он неискренно. Ему просто не хотелось меня беспокоить.
На биваке костёр горел ярким пламенем. Дерсу сидел у огня и, заслонив рукой лицо от жара, поправлял дрова, собирая уголья в одно место; старик Китенбу гладил свою собаку. Альпа сидела рядом со мной и, видимо, дрожала от холода. Казалось, что все злые духи собрались в одно место и с воем и плачем носились по тайге друг за другом, точно они хотели разрушить порядок, данный природе, и создать снова хаос на земле. Слышались то иступленный плач и стенания, то дикий хохот и вой; вдруг на мгновение наступала тишина, и тогда можно было разобрать, что происходит поблизости. Но уже но этим перерывам было видно, что ветер скоро станет стихать.
Дрова в костре горели ярко. Чёрные тени и красные блики двигались по земле, сменяя друг друга; они то удалялись от костра, то приближались к нему вплотную и прыгали по кустам и снежным сугробам.
— Ничего, капитан, — сказал мне опять Дерсу. — Твоя можно спи. Наша так, сам говори.
Я не заставил себя упрашивать, закрылся опять с головой и заснул. Приблизительно через полчаса я снова проснулся. Меня разбудили голоса.
«Что-то неладное», — подумал я и вылез из мешка.
Буря понемногу стихала. На небе кое-где показались звезды. Каждый порыв ветра сыпал на землю сухой снег с таким шумом, точно это был песок. Около огня я увидел своих приятелей. Таза был на ногах и к чему-то прислушивался. Дерсу стоял боком и, заслонив ладонью свет от костра, всматривался в темноту ночи. Собаки тоже не спали; они жались к огню, пробовали было ложиться, но тотчас же вскакивали и переходили на другое место. Они что-то чуяли и смотрели в ту же сторону, куда направлены были взоры Дерсу и старика тазы.
Ветер сильно раздувал огонь, вздымая тысячи искр кверху, кружил их в воздухе и уносил куда-то в глубь леса.
— Что такое, Дерсу?! — спросил я гольда.
— Кабаны ходи, — отвечал он.
— Ну так что же?
Кабаны в лесу — это так естественно: животные шли, наткнулись на наш бивак и теперь шумно выражали своё неудовольствие.
Дерсу сделал рукой досадливый жест и сказал:
— Как тебе столько тайга ходи —понимай нету!… Зимой ночью кабаны ходи не хочу.
В той стороне, куда смотрели Дерсу и Китенбу, слышались треск ломаемых сучьев и характерное «чиханье» диких свиней.
Немного не доходя до нашего бивака, кабаны спустились с седловины и обошли коническую сопку стороной.
Я размялся, и спать мне уже не хотелось.
— А почему эти кабаны идут ночью? — спросил я Дерсу.
— Его напрасно ходи нету, — отвечал он. — Его другой люди гоняй.
Я подумал было, что он говорит про удэхейцев, и мысленно удивился, как ночью они ходят по тайге на лыжах. Но вспомнил, что Дерсу «людьми» называл не одних только людей, и сразу всё понял: кабанов преследовал тигр. Значит, хищник был где-то поблизости от нас.
Понемногу в природе стал воцаряться порядок. Какая-то другая сила начала брать верх над ветром и заставляла его успокаиваться. Но, судя по тому, как качались старые кедры, видно было, что там, вверху, не все ещё благополучно.
Я не стал дожидаться чая, подтащил свой мешок поближе к огню, залез в него и опять заснул. Мне показалось, что я спал очень долго. Вдруг что-то тяжёлое навалилось мне на грудь, и одновременно с этим я услышал визг собаки и отчаянный крик Дерсу:
— Скорей!
Быстро сбросил я с себя верхний клапан мехового мешка. Снег и сухие листья обдали мне лицо. В то же мгновение я увидел, как какая-то длинная тень скользнула наискось к лесу. На груди у меня лежала Альпа.
Костёр почти что совсем угас: в нём тлели только две головешки. Ветер раздувал уголья и разносил искры по снегу. Дерсу сидел на земле, упёршись ногами в снег. Левой рукой он держался за грудь и, казалось, хотел остановить биение сердца. Старик таза лежал ничком в снегу и не шевелился.
Несколько мгновений я не мог сообразить, что случилось и что мне надо делать. С трудом я согнал с себя собаку, вылез из мешка и подошёл к Дерсу.
— Что случилось? —спросил я его, тряся за плечо.
— Амба, Амба! — испуганно закричал он. — Амба совсем наша бивак ходи! Один собака таскай!
Тут только я заметил, что нет тазовской собаки.
Дерсу поднялся с земли и стал приводить в порядок костёр.
Как только появился огонь, таза тоже пришёл в себя; он испуганно озирался по сторонам и имел вид сумасшедшего. В другое время он показался бы смешным.
На этот раз больше всех самообладания сохранил я. Это потому, что я спал и не видел того, что тут произошло. Однако скоро мы поменялись ролями: когда Дерсу успокоился, испугался я. Кто поручится, что тигр снова не придёт на бивак, не бросится на человека? Как всё это случилось и как это никто не стрелял?
Оказалось, что первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они всё время прыгали то на одну, то на другую сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул её и в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понёс её в лес. Испуганная толчком, Альпа бросилась через огонь и попала ко мне на грудь. В это самое время я услышал крик Дерсу.
Инстинктивно я схватил ружьё, но не знал, куда стрелять. Вдруг в зарослях позади меня раздался шорох. — Здесь! — сказал шёпотом таза, указывая рукой вправо от кедра.
— Нет, тут, — ответил Дерсу, указывая в сторону, совершенно противоположную.
Шорох повторился, но на этот раз с обеих сторон одновременно. Ветер шумел вверху по деревьям и мешал слушать. Порой мне казалось, что я как будто действительно слышу треск сучков и вижу даже самого зверя, но вскоре убеждался, что это совсем не то: это был или колодник, или молодой ельник.
Кругом была такая чаща, сквозь которую и днём-то ничего нельзя было бы рассмотреть.
— Дерсу, — сказал я гольду, — полезай на дерево. Тебе сверху хорошо будет видно.
— Нет, — отвечал он, — моя не могу. Моя старый люди: теперь дерево ходи — совсем понимай нету.
Старик таза тоже отказался лезть на дерево. Тогда я решил взобраться на кедр сам. Ствол его был ровный, гладкий и с подветренной стороны запорошённый снегом. С большими усилиями я поднялся не более как на три метра. У меня скоро озябли руки, и я должен был спуститься обратно на землю.
— Не надо, — сказал Дерсу, поглядывая на небо. — Скоро ночь кончай.
