Каду, это дитя природы, не радовало пребывание на чужбине, на роскошном Ваху [Оаху]; лишь в нашем тесном деревянном доме он снова собирался с мыслями, обращая их к своим милым друзьям, к которым мы его вновь привезли. Увидев и узнав рифы Отдиа, Каду весь устремился навстречу этому миру, становясь радакцем среди радакцев. Он принес им подарки, занимательные истории, сказки и свою радость — ликовал и веселился вместе с ними. Однако Каду очень скоро понял, что пора переходить от слов к делу, и начал весьма активно действовать, в то время как другие еще медлили, и делал он это от всего сердца, но в том духе, который усвоил на корабле. Каду был как бы нашей рукой среди радакцев и до последнего дня всегда был заодно с нами.
Мне же, когда я после стольких трудов заставил Каду рассказывать о Радаке и собрал воедино его отдельные высказывания, сравнив и изучив их, осталось лишь исследовать более абстрактные вопросы верований, языка и т. д. Познакомившись ближе с обычаями и нравами, условиями жизни этого народа, я составил о нем более ясное представление и теперь мог уже бегло читать там, где раньше с трудом разбирал лишь отдельные буквы.
На этот раз и сами радакцы стали нам много ближе. Товарищеские отношения Каду как с островитянами, так и с нами объединяли нас. Благодаря Каду радакцам легче было нас понять, наш мир стал более доступным. Теперь мы были как одна семья.
Однако мы собирались пробыть на Радаке всего три дня, и поэтому надо было созидать, действовать, а не заниматься бесполезными исследованиями.
Большая часть населения островной группы покинула Отдиа вместе с военной эскадрой Ламари. Из наших друзей остались только Лагедиак и старец с Ормеда Лаергас, единственный вождь и в то время правитель Отдиа.
Вообще здесь остались только двенадцать мужчин, но много женщин и детей. Вскоре после нашего отплытия с Аура прибыл вождь Лаболеа и приказал жителям отдать ему часть подаренного нами железа. Он прихватил с собой и трех коз, остававшихся после нашего первого приезда. Позже появился Ламари и потребовал остаток железа и другие подарки. Подождав некоторое время, пока готовили моган, он покинул остров, оставив немного фруктов, дабы поддержать жалкое существование жителей. Повелев выкопать несколько корней ямса, еще зеленевшего в нашем саду, Ламари взял их с собой, чтобы посадить на Ауре.
1 ноября 1817 года мы впервые сошли на берег. Горькое зрелище являл собой возделанный нами, теперь пустынный клочок земли. Не осталось и сорняков, даже звездчатки{201}, которые свидетельствовали бы о наших благих намерениях. Мы не пали духом при виде того, что неизвестные обстоятельства свели на нет результаты наших первых усилий, и энергично взялись за работу. Сад был засажен еще гуще. Оставив немного саженцев и семян для Ормеда, тех, что было больше, мы раздали друзьям. Каду с лопатой в руках что-то втолковывал, учил, советовал. Мы ели и ночевали на берегу. У нас оставалось еще несколько арбузов; вместе с другими растениями, которые дал капитан, мы распределили их между радакцами, и они поступили с ними так, как сказал Каду. Вечером друзья спели нам много песен, в которых мы услышали наши имена и слова, свидетельствующие о том, что здесь помнят о нашем пребывании.
2-го на берег доставили собак и кошек; первые убежали в лес, а вторые — к людям и тотчас же набросились на крыс, сожрав нескольких; я был спокоен за них: их будущее обеспечено за счет докучливых, подлежащих уничтожению тварей.
Коз и свиней следовало бы увести подальше от наших посадок, переправив на другой остров, но радакцы не решались иметь дело с незнакомыми животными. Вмешался Каду и сделал все, как надо. С этого острова он отправился на Ормед, чтобы позаботиться о тамошнем саде, однако по пути встретил направлявшегося к нам Лаергаса и вместе с ним вернулся на «Рюрик». Старый, добрый друг привез нам плоды хлебного дерева и кокосовые орехи. Он посетовал на то, что мы не остановились у его острова. Вскоре обе шлюпки отправились на Ормед. Я также решил поехать с ними и сел в шлюпку старика. Каду сперва собирался на Отдиа, но последовал за нами. Вечером я посадил сахарный тростник (прежний пострадал от засухи) и приступил к садовым работам. Каду присоединился ко мне. День, проведенный на Ормеде среди этих очаровательных детей природы, в привычной для них обстановке, без принуждения и вмешательства посторонних,— самое яркое и светлое впечатление за все время моих странствий. Жители острова — трое мужчин, женщины и дети — собрались на берегу около уютного костра. Каду рассказывал о своих приключениях, вплетая в них занимательные, хитрые сказки; девушки пели веселые песни о нас, которые сами сочиняли. Старшие, сидя в стороне, отдыхали. Уже было далеко за полночь, а песни и разговоры не умолкали.
Я говорил выше о чистоте нравов и простоте отношений, о трогательной стыдливости и высокой морали островитян. Не об этом ли мечтали последователи Сен-Симона — о таких же омываемых морем садах? Они потерпели крах, пытаясь совершить невозможное, надеясь, что смогут заставить время двигаться по кругу, пока оно не достигнет той точки, у которой их мечты были бы уже осуществлены. Вот один из примеров, иллюстрирующих нравы радакцев. Вечером я сидел в кругу островитян рядом с юной девушкой и разглядывал изящную татуировку на ее руке; я видел узор темно-синего цвета и, казалось, мог ощутить его, прикоснувшись к слегка вздувшейся нежной коже. И, поддавшись искушению, я легко провел рукой по татуировке. Этого не следовало делать! Но как могла девушка выразить свое недовольство промашкой дорогого гостя, незнакомого с местными обычаями и слабо знающего язык? Как могла она пресечь его действия и защитить себя? Сначала я не понял, что же было непозволительного в моем поступке. Но как только песня, которую в это время пели, закончилась, девушка встала, под каким-то предлогом ушла и, вернувшись, села не на прежнее место, рядом со мной, а на другое — возле своих подруг. При этом она держалась так же весело и дружелюбно, как и прежде.
Утром мы посадили растения и посеяли семена, и нам очень старательно помогал Каду. На этот раз я встретил на Ормеде таро и ризофору (Rhizophora gymnorrhiza), причем отдельные экземпляры попадались даже на пустынном рифе Айлук [Крузенштерна]. До сих пор на островах группы Отдиа они мне не встречались. Как только работа была завершена, Каду крикнул: «На корабль!» Мы распрощались с друзьями и подмяли паруса.
О том, что последовало дальше, я рассказал в другом месте (см. «Наблюдения и замечания»: «Познание, какое имеем мы о первой провинции Великого океана», раздел «Радак»{202}). К тому, что там написано, мне нечего добавить.
