Или вспомнить еще одну роковую ошибку, допущенную другим славным мужем — кардиналом Ришелье. Гугеноты, изгнанные из Франции, хотели поселиться в Канаде — точно так же, как перед ними в Бостоне это сделали пуритане, преследуемые за свою веру в Англии. Ришелье не разрешил: он не хотел «засорять» Канаду «еретиками», хотел видеть ее истинно католической. Гугеноты рассеялись по всей Европе, повсюду своей предприимчивостью и изобретательностью способствуя процветанию других народов, а Канада, действительно истинно католическая, но слабо заселенная, стала добычей Англии…
На верхушку клена, под которым я отдыхал, села какая-то птица и почему — то встревожилась. Крикливая окраска ее оперения — очень яркий пурпур — приковывает взор. Я гляжу и глазам своим не верю: это же, черт возьми, тангар, самый настоящий красный тангар, похожий на тангаров с Амазонки или Параны! Хватит с меня бразильских воспоминаний! Вскакиваю и направляюсь к ближайшей речке — Сен-Дени-крик.
Бултыхнувшись в воду, вспугиваю нескольких форелей. Вода отличная и приятно холодит. Через несколько минут, словно заново рожденный, выхожу на берег. Одеваясь, отгоняю многочисленных ос и мух, больших и злых. Едва отбился от них, как слышу снова шелест. На этот раз у меня перехватывает дыхание. Неужели колибри?
Да, это колибри! Прилетел, повис в воздухе и разглядывает меня с дерзким любопытством, свойственным всем колибри. Такой же крошечный, проворный, длинноклювый и яркий, как его сородичи на реке Укаяли. Такой же любитель цветов, солнцепоклонник, неутомимый летун — милый малыш колибри.
Колибри — довод, бьющий в глаза. Вольтер решительно был неправ! Кроме суровой зимы, снежной и долгой, в Канаде есть еще и горячее лето с солнечными ударами, с цикадами, тангарами и колибри. Об этом Вольтер забыл.
А действительно ли забыл? Отрицательное суждение Вольтера о Канаде получило широкую известность. Но такую же известность завоевал и другой француз — Лафонтен — басней о хитрой лисе и кислом зеленом винограде. Вольтер высказал свое отрицательное мнение тогда, когда Франция после проигранной войны с Англией потеряла Канаду. Хитрая лиса назвала виноград кислым тогда, когда не смогла достать его.
А в Канаде есть даже виноград. Он растет вблизи города Торонто и совсем не кислый.
Станислав нашел в конце концов свое счастье на солнечной поляне у реки Сен-Дени, которая впадает в реку Льевр. К востоку от поляны раскинулся огромный, бесконечный лес. Там есть холмы, озера, бобры, медведи и олени. Нет людей и тропинок. Люди остались позади Станислава — в городах и поселках. Среди людей он шел тернистым путем, пока не дошел до этой поляны. Сегодня, подкрадываясь к оленям, Станислав тоже продирается сквозь тернии, но на сей раз это просто шипы малины, ежевики и лесных кустарников. И он счастлив.
Его судьба — обычная судьба польского эмигранта. Происходит он из Сроды. Его отец пас овец, был добрым и всеми уважаемым человеком. Станислав помогал отцу, но, когда его захотели забрать в прусскую армию, убежал в Америку. В Америке, как это обыкновенно бывает, перепробовал все: был кондуктором трамвая, рабочим на различных заводах, потом попал в леса к кашубам в Оттер-Лейке. Там взялся за ружье. Лес пришелся ему по душе.
Много лет пробыл в Оттер-Лейке, но потом убедился, что в тамошних лесах уже повывелся настоящий зверь, и начал искать новые места. Так Станислав прибыл на реку Сен-Дени, нашел эту поляну и .построил себе хату. Живет здесь уже несколько лет. На соседнем пригорке выращивает картофель, на склонах Ястребиной горы собирает чернику, в Сен-Дени ловит форелей, на реке Льевр — щук, а в окрестных лесах добывает свою основную пищу — оленей. Стреляет мастерски.
Станислав живет одиноко зимой и летом, его единственный товарищ — собака. Это небольшая черная дворняжка, отзывающаяся на кличку Нигер, — неудачная помесь, собачий кретин, верный и бесполезный. Может быть, именно потому, что Нигер кретин, Станислав окружает его заботливой опекой и любовью. Надо же любить что-то живое…
В далеком Монреале у Станислава есть несколько случайных друзей — канадцев. Осенью они приезжают на несколько недель поохотиться и оставляют немного денег, на которые он покупает патроны и непритязательную одежду на зиму.
Станислав очень беден и совсем лишен честолюбия городского человека. Не стремится зарабатывать деньги. Все делает сам: он и портной, и сапожник, и врач, и столяр. Соседи с реки Льевр часто приходят к нему и просят помочь в чем-либо. Он охотно помогает.
Одиночество и постоянное пребывание в лесу, среди деревьев, отразились на его характере, выработали в нем не только физическую крепость, но также необычайное равновесие духа, придали его движениям медлительность, мыслям — простоту; его устаревшие понятия стали еще более косными. Но при всем этом Станислав отнюдь не нелюдим. Он строг, но спокоен и приятной беседы никогда не испортит.
Я долгое время удивлялся, почему он не обзавелся семьей. Ему уже около пятидесяти. В лесу жена и дети особенно необходимы. Как-то я затронул этот вопрос и спросил Станислава, почему он не женился. Но удовлетворительного ответа не получил.
— Как-то обошлось без жены… — сказал уклончиво траппер.
Может быть, его постигло разочарование в любви? Станислав немного смущен и колеблется, не зная, как мне объяснить это. Под кажущимся спокойствием скрывает что-то.
— Нет… — отвечает с едва заметной улыбкой, — меня не постигло разочарование в любви…
Но, видимо, это слишком поспешное заверение, так как, слегка нахмурив брови, Станислав добавляет:
— А, собственно… Э, да что болтать зря…
Значит, все-таки что-то было. Спрашиваю, хотел бы он иметь детей.
— Никогда о собственных детях не думал… — уверяет он.
Я с сочувствием гляжу на него. Станислав, которого судьба загнала в леса, где он живет в самом тесном соприкосновении с природой, сам так и не испытал наиболее сильного зова природы: стремления к продолжению рода.
Я не сдаюсь:
— Скоро наступит осень и задует северный ветер. Потом выпадет снег и на полгода установится зима. Быть одному в темной хижине все это долгое время, вероятно, мучительно… Не тоскуете ли вы в это время «по человеку, близкому вашему сердцу?
Станислав задумывается, потом отвечает, что не знает — тоскует ли он. Пожалуй, нет — потому что тогда с ним находится кто-то другой.
— Кто же это?
— Господь бог!.. — тихо отвечает он.
И правда, Станислав ревностно религиозен. Он полон такой горячей и глубокой веры, что порой она кажется болезненной. Бог, без колебания утверждает Станислав, сошел к нему с неба, принимает участие в его делах, находится рядом с ним. Станислав беседует с богом, как с кем-то присутствующим тут же, просит у него совета… Бог разделяет общество Станислава в долгие зимние дни в одинокой хижине, а его присутствие охраняет от нервных потрясений. Какое-то наваждение! И когда Станислав рассказывает мне об этом, его глаза вспыхивают нездоровым блеском.
