— Я приму меры, чтобы предотвратить это, — пообещал лейтенант.
— А не думаете ли вы, что нам придется зимовать на этом айсберге? — с ужасом спросил я.
— Да хранит нас Небо от такой участи! — откликнулся капитан.
— Вообще-то можно претерпеть и это, мистер Джорлинг, — успокоил меня боцман. — Мы бы вырыли во льду пещеры, в которых легче вытерпеть полярную стужу, и пока у нас останется чем утолять голод…
В эту минуту мне представились страшные события, разыгравшиеся на «Дельфине», когда Дирк Петерс ударил ножом Неда Холта, брата нашего старшины-парусника… Неужели и мы дойдем до подобной крайности?.. Впрочем, прежде чем всерьез заниматься приготовлением к зимовке, не лучше ли попытаться покинуть айсберг, если таковая возможность еще существует? Именно этот вопрос я задал Лену Гаю и Джэму Уэсту. Им было нелегко ответить, и они долго молчали, прежде чем заговорить. Наконец я услышал голос капитана:
— Да! Это было бы наилучшим выходом. Если бы шлюпка могла выдержать всех нас плюс все припасы, которые понадобятся в плавании, а оно продлится три-четыре недели, я немедленно согласился бы выйти в море и устремиться на север…
— Но при этом, — молвил я, — нам пришлось бы плыть против ветра и против течения, а с такой задачей не сумела бы справиться даже шхуна, тогда как, взяв курс на юг…
— На юг?.. — повторил за мной Лен Гай, словно пытаясь прочесть мои тайные мысли.
— Почему бы и нет? — отвечал я. — Если бы наш айсберг продолжил путь, не исключено, что он доплыл бы до какой-нибудь суши на юге. Так почему же то, что подвластно айсбергу, не под силу шлюпке?
Капитан покачал головой и ничего не ответил. Джэм Уэст тоже промолчал.
— Наш айсберг рано или поздно все равно поднимет якоря, — вмешался Харлигерли. — Он уцепился за дно не так прочно, как, к примеру, Фолкленды или Кергелены… Поэтому лучше всего выждать, тем более что шлюпка никак не рассчитана на двадцать три человека!
— Но двадцати трем человекам так и так не пришлось бы залезать в нее, — не унимался я. — Достаточно, если бы пятеро-шестеро отправились в разведку на расстояние двенадцати — пятнадцати миль на юг…
— На юг?.. — повторил капитан.
— Вот именно, капитан, — подтвердил я. — Как вам известно, географы готовы согласиться, что самый юг Антарктики занимает ледяная шапка…
— Географы об этом ничего не знают, да и не могут знать, — холодно возразил лейтенант.
— Было бы очень жаль, — гнул я свое, — если бы мы не предприняли попытку раскрыть тайну полярного континента, оказавшись в двух шагах от него…
Сказав это, я решил, что сейчас не время настаивать, и умолк.
Безусловно, расстаться с нашей единственной шлюпкой было бы весьма рискованно: течение могло отнести ее слишком далеко и, вернувшись, ее пассажиры обнаружили бы на месте айсберга бескрайний океан. Что бы стало со смельчаками, уплывшими на шлюпке, если бы айсберг отделился ото дна и возобновил плавание?..
На нашу беду, шлюпка была слишком мала, чтобы в ней могли разместиться все мы и необходимая провизия. Кстати, из старой команды осталось всего десять человек, включая Дирка Петерса, новеньких же насчитывалось тринадцать душ. Шлюпка могла выдержать не более одиннадцати-двенадцати человек. Поэтому остальным одиннадцати пришлось бы остаться на этом ледяном островке. Какой была бы их судьба?.. И что бы стряслось с теми, кто выйдет в море?..
Харлигерли сказал:
— Не уверен, что людям, севшим в шлюпку, суждена более счастливая участь, нежели тем, кто останется на айсберге. Я охотно уступил бы свое место в шлюпке первому желающему!..
Неужели боцман прав? Однако я, говоря о шлюпке, хотел лишь обследовать море на юге. Совет решил готовиться к зимовке, несмотря на то что наша ледяная гора могла снова отправиться в плавание.
— Нелегко же нам будет убедить остальных, что это лучше всего, — заметил Харлигерли.
— Придется смириться, — заявил лейтенант. — С сегодняшнего же дня — за дело!
Люди стали готовиться к зимовке в весьма скорбном настроении. Единственный, кто легко примирился с неизбежностью, был кок Эндикотт. Мало заботясь о будущем, как это свойственно неграм, с присущей его расе легкостью характера принял он удар судьбы, демонстрируя тем самым, пожалуй, наивысшую степень философичности. Его мало заботило, где готовить пищу, лишь бы нашлось место для плиты. С широкой улыбкой на черной физиономии он сказал своему другу боцману:
— К счастью, кухня не пошла ко дну со шхуной, и вы увидите, Харлигерли, что моя стряпня будет не хуже, чем на «Халбрейн», пока не кончатся продукты.
— А кончатся они еще очень нескоро, дружище Эндикотт! — отвечал боцман.
— Нам надо опасаться не голода, а холода — такого, от которого человек превращается в ледышку, стоит ему на минутку перестать топтаться на месте. Это такой холод, от которого трескается кожа, да и череп в придачу. Если бы у нас было несколько сот тонн угля… Но его еле-еле хватит для топки плиты.
— Священный запас! — вскричал Эндикотт. — Его нельзя трогать! Кухня— прежде всего!..
— А-а, так вот почему, проклятый негр, ты и не думаешь роптать на судьбу! Уж ты-то сумеешь согреться!
— Что поделаешь, боцман, кок есть кок. Кок сумеет воспользоваться своим положением, но для вас тоже найдется местечко в тепле…
— Вот и славно, вот и славно, Эндикотт! Станем меняться у плиты, и никаких привилегий, даже для боцмана. Ты — дело другое: никто кроме тебя не умеет сварганить суп… Все-таки голод — самое страшное на свете… С холодом еще можно справиться, его можно переносить… Выроем в айсберге пещеры, свернемся в них клубком… А почему бы не построить с помощью заступов общее жилье, грот? Говорят, лед сохраняет тепло. Если он сохранит наше тепло, то мы не вправе требовать большего.
Настало время возвращаться в лагерь и отходить ко сну. Дирк Петерс отказался покидать пост у шлюпки, и никто не посмел с ним спорить. Капитан и Джэм Уэст вернулись в палатку лишь после того, как удостоверились, что Хирн и его дружки заняли свои места.
Я тоже улегся на койку. Не знаю, сколько я проспал и который был час, когда я оказался на льду от сильнейшего толчка. Что стряслось? Неужели айсберг сейчас снова перевернется?..
Мы повскакали на ноги и выбежали из палаток на солнце, сияющее в ночи..
Наш айсберг столкнулся с другой огромной ледяной горой, снялся с якоря, как говорят моряки, и возобновил дрейф на юг.
Итак, в нашем положении произошла резкая перемена. Что-то будет с нами теперь, когда мы снова отправились в плавание? Увлекаемые течением, мы снова устремились к полюсу. Чувство радости немедленно сменилось страхом неизвестности.