— Теперь же в награду за труды, как бы в скобках прибавил Лессепс, — мне нередко случается слышать от путешественников подобного рода комплимент: „Серendant vous avez eu de la chance d’avoir rencontre sur votre trace un port comme celui de Port Said“!
Канал имеет в длину 150 километров. Общее направление его — от севера к югу с едва заметным уклонением от запада к востоку.
Русло канала пролегает прежде всего чрез озеро Мензалэ (с краю вдоль восточного берега). [154] На озере бывает пролетом множество всякой птицы; попадаются и живые карикатуры голенастых фламинго, не встречавшиеся мне в самой „Нубии“ (я видел их только в Джезирском птичнике.) Рыба водится в изобилии, и с арендуемых ловель правительство выручает 1.500.000 франков.
По выходе из Мензалэ, канал идет к озеру Балла и пересекает его.
Между Мензалэ и Балла, по большой Азиатско — Африканской дороге, в разные исторические эпохи перекочевывали народы. Ассирийские, персидские, арабские, эллинские, римские, французские и египетские войска ходили этим путем на победы и поражения. Дорога существует и поныне; чрез канал устроена переправа.
Между озерами Балла и Тимса канал прорезает эль-Гиср (почва?), гряду незначительных возвышенностей футов в сорок над уровнем моря, послужившую, как полагает Шлейден, начальным основанием перешейку: по объяснению ученого, это те дюны и коса, которые, образовавшись в доисторическом Азиатско-Африканском проливе, поставили первое живое урочище между двумя морями.
В Тимсе издавна не было воды.
— Помните, как озеро постепенно наливалось? обратился Лессепс к г. В. — Помните, как мы скакали по зарослям тамарикса, когда уже шлюзы были подняты. Несчастные кустарники! Агония их длилась долго: они утопали в течение нескольких суток.
Далее канал соединяет Тимсу с Горькими Озерами-На вид, как и Мензалэ, они представляют настоящие моря; низменный берег исчезает за водною чертой. Глубина обоих около тридцати футов, так что проводить фарватера не было нужды.
Дело прорытия канала заключилось именно в их бассейне. Как только на севере и на юге все было готово, в озера — еще пустые — сквозь дверцы двух чудовищных плотин потекла вода в ежедневном количестве семнадцати миллионов кубических метров, и вскоре волны морей, до тех пор разобщенных, братски слились и сравнялись зеркальною гладью. Бедный Лепер со своею разницей в уровнях окончательно опростоволосился. {35}
От Горьких Озер до Суэца не далеко…
Но подробностей об этой части канала мне не суждено было услыхать. Лессепс оборвал речь на полуслове и, пристально взглянув в даль, как борзятник воззрившийся в зверя, с места пустил коня во всю прыть.
— Un trois-mats [155], крикнул он уже на полном скаку.
Все бросились за ним. Лошади взрывая песок мчались чрез бугры и наносы в ту сторону, где над волнистою равниной, точно кресты семейного кладбища, чернели три мачты с поперечными реями. Вскоре г. R. и я далеко отстали от Лессепсов; они преобразились в две темные точки на светлом бездорожье пустыни. Можно было однако разглядеть, что M. Victor, несмотря на превосходство своей лошади, оставался позади отца. Из нас четырех 65-летний старик оказался лучшим ездоком. Когда я настиг его, он красовался на вершине холма, неподвижный в своей ловкой посадке.
— J’aime a voir passer des navires comme ca, говорил он с каким-то юношеским жаром; глаза его блестели ярче обыкновенная, а по лицу разлился широкий румянец.
Тем временем величественное, хотя и странное ни с чем несообразное, зрелище проходило пред моим» глазами. Среди степного песку, как будто посуху, не слышно и плавно двигалось большое океанское судно. Воды я не замечал; канал имеет всего 58 метров ширины, и, чтобы видеть его, надо подъехать к самому берегу.
То был пароход, по имени Бухара, шедший прямым рейсом из Бомбея в Соутгамптон, (останавливается он за углем только в Адене, Суэце и Мальте). Много пассажиров высыпало на палубу и смотрят на нас. Догадываются ли они, кто этот седой всадник на вороной лошади, посылающий рукою привет капитану? Навряд! да и какое им дело. Следуют они по своим надобностям, утомлены долгим путем; дорожная скука тускло отражается в их стальных взорах; с Лессепсом они незнакомы и — all right! многие быть-может забыли, как его зовут, другие, если и помнят, то пожалуй еще недовольны им: ведь за билет и багаж с них потребовали лишние деньги для покрытия 10-франкового сбора, взимаемого на канале с пассажира и тонны. Я сам слышал такие жалобы, и не от одних Англичан… А Суэцкий канал конечно обогатил мир более, чем калифорнские золотые прииски, давшие нажиться отдельным людям на счет общего понижения ценности золота. Вследствие нового пути, сократившего наполовину морской переход между Европой и Индией, {36} по всесветном торговом хозяйстве образуется громадная экономия каменного угля и времени, — экономия, отзывающаяся в известной степени на благосостоянии всех и каждого. Но современники мало ценят заслуги человечеству, и только вечно запаздывающая история подносит великим теням ненужную свою признательность.
Мы несколько раз отпускали от себя Бухару. Большая скорость дозволенная в канале—10 километров в час, так что лошади всегда могли без особых усилий нагнать пароход. Когда корпус скрывался за песчаные горбы, и одни мачты крестами высились над степью, мы снова неслись во весь опор, и чрез три минуты огромное судно опять находилось в нашей непосредственной близости. Медленно совершая обороты, винт слегка пенил ровную, прямую как стрела ленту голубой воды, упорно и равнодушно смотрели на нас стальные глаза, и капитан улыбался и кланялся Лессепсу.
— J’aime a voir passer les navires, повторял восхищенный, как дитя, старик.
— Однако мы сами доедем так до Порт-Саида, сказал он спохватись.
Кавалькада повернула назад. Тут только лошади вздохнули, а я немного огляделся.
Вырытый из канала песок образует с двух сторон цепи невысоких холмов, скупо поросших травою. В низменных местах она гораздо гуще, и пучки её разрастаются в грациозные шелковистые кусты. По берегам виднеются еще следы рабочих таборов, прошедших здесь несколько лет назад: разбитые бутылки, обрезки железных листов, дребезги посуды, сардиночные и бисквитные ящики, гвозди, банки от различных консервов, заскорузлые дырявые башмаки и тому подобное старье, из которого парижский тряпичник в неделю составил бы себе состояние. И среди всего этого хлама, точно огромные рельсы тянутся водопроводы — две параллельные чугунные трубы до половины погребенные в песок. Первоначально они были совсем зарыты; теперь ветер всюду докопался до них.
