Десятки раз видел я подобные картины. Когда мне доводилось останавливаться в деревнях или встречаться со специалистами, я пытался проверить свои впечатления, расспрашивая об организации земледельческого труда. И вот что мне рассказывали.
Существующая в деревнях Тропической Африки традиционная организация сельскохозяйственного производства долгие годы была нерушима, как свод законов. В том, что касалось непосредственно трудового процесса, она выражалась в разработанном до мельчайших подробностей распределении обязанностей между мужчинами и женщинами, между поколениями. Каждый в деревне знал, что ему надлежит делать в поле или дома. Соответственно каждая трудовая операция имела, если можно так выразиться, свой «общественный вес»: старейшина деревни не мог, не теряя лица, собирать дрова для семейного очага — это было женской обязанностью, и, напротив, женщина, за редчайшими исключениями, не смела занять место в совете старейшин.
Некоторые формы трудовой деятельности были вообще объявлены опасными для свободного человека, и только представители отдельных каст, стоящих вне племенного общества, могли ими заниматься. Удивительно, но среди этих отщепенцев оказывался, в частности, кузнец, изготовлявший и мотыгу для крестьянина, и саблю для воина, и украшения для женщины.
Вероятно, способность использовать мощь огня и подчинять себе металл должна была выглядеть в глазах окружающих кузнеца земледельцев как проявление близости к опасным, подспудным силам мира, от которых они пытались оградить себя и многообразными табу-запретами и социальным остракизмом. Касты, четко определяя взаимоотношения отверженных и остального общества, тем самым предупреждали возможность конфликтов, во время которых могли вырваться наружу контролируемые кузнецами имматериальные силы.
Среди земледельческого народа джерма в Республике Нигер кузнец не мог жениться на свободной женщине, а свободному мужчине запрещалось иметь отношения с женщиной из касты отверженных.
Питерская исследовательница Фатумата-Аньес Диарра писала: «Во время сезона дождей женщина участвует в полевых работах, особенно в период сева, когда она сажает зерна в землю. В краю джерма у женщины нет своего поля миля (род проса), она сеет на небольших участках гомбо, сезам, сладкий горошек, тыквы. Пока мужчины работают в поле, женщины готовят еду, которую им приносят. Они так распоряжаются своим временем, чтобы поработать на своем огороде».
У каждого народа континента это распределение обязанностей варьировалось. Мужчины некоторых народов ограничивались тем, что мотыжили землю, остальную работу проделывали молодежь и женщины. Тем самым подтверждался принцип, что земля принадлежит мужчинам, что они хозяева общего благополучия.
Известны примеры, когда женщине выделялось отдельное поле, урожай с которого шел в распоряжение главы семьи и частично ее детям. Что касалось неженатой молодежи, то она, как правило, была обязана работать на своих старших сородичей, распоряжавшихся делами общины. Только после вступления в брак им отводилась земля, но еще долго они работали определенную часть недели на деревенских старейшин.
Об изощренной разработанности системы свидетельствует хотя бы такой факт, что ею диктовалось не только распределение трудовых обязанностей, но и сельскохозяйственных культур. Некоторые из них были запрещены женщинам, другие, напротив, разрешены им одним.
В этой сложной, крайне запутанной и внешне иррациональной системе разделения труда была в общем успешно воплощена попытка людей архаичного общества наладить производство, которое бы полностью обеспечивало его нужды. Не только африканцы выбрали этот путь. Известно, что похожая модель организации земледельческого и ремесленного труда существовала в древнем Китае. Она встречалась в той либо иной форме и у других народов. Вероятно, ее происхождение уходит корнями в ту далекую эпоху, когда женщины, хранительницы домашнего очага, первыми попытались выращивать различные растения, первыми занялись гончарным делом, первыми начали изготовлять циновки.
Менее явственной мне казалась вторая сторона этой экономической системы — социальная. Действительно, когда я читал о жизни доклассового общества, то встречался с утверждением, что отношения между людьми основывались в нем на исключительно кровнородственных связях.
В глухих африканских деревушках мне приходилось убеждаться, что это только часть правды. В хитроумной системе разделения труда я начинал видеть еще одну форму организации человеческих отношений в архаичном обществе — производственную. Конечно, она имела не меньшее значение, чем кровнородственные связи в определении внутренних структур этого общества. Многие характерные для него противоречия вызывались именно особенностями основанного на разделении труда между полами и поколениями способа производства.
Мне казалось особенно важным, что эти нормы разделения труда были общепризнанны и поэтому позволяли вовлечь в единый производственный процесс выходцев из нескольких родов. Так и бывало обычно в деревнях, населенных представителями различных родовых коллективов.
Позднее всего мне раскрылась, да и то лишь частично, третья сторона разделения труда — обрядовая.
В ашантийских деревнях Ганы была распространена вера в Землю, как некое высшее существо. В четверг ничто не должно было нарушать покоя высшего существа — Земли. Поэтому какие бы то ни было полевые работы в этот день недели были запрещены.
Обожествление земли крестьянами, благополучие которых зависело от урожая, от плодородия почвы, от погоды, встречалось в Тропической Африке не только среди ашанти. Повсеместно отношение к земле носило отпечаток преклонения и страха. У многих народов существовали как бы «хозяева земли», совершавшие особые жертвоприношения перед началом полевых работ. Сложными обрядами окружалась церемония передачи земли из одних рук в другие. Не случайно именно женщинам во многих районах континента доверялось проведение посевных работ. Мне говорили, что они, как никто, способны повлиять на плодородие почвы, на величину урожая.
Напротив, когда женщина была больна и особенно в период месячных ей запрещалось выходить в поле. Многие из моих собеседников высказывали убеждение, что в этих обстоятельствах ее появление на поле могло вызвать чуть ли не гибель посевов.
Было поэтому и определенное обрядовое значение в распределении отдельных трудовых операций между мужчинами и женщинами. Каждая из них носила характер обряда, жеста, адресованного земле. Эта «ритуализация» труда облегчала обществу вторжение в мир природы, парализовала, как ему представлялось, действие враждебных человеку сил.
