Центральная точка этой Лимы — Пласа Дос де Майо, огромная круглая площадь, от которой в семи направлениях лучами расходятся широкие авениды с двусторонним движением. Проходящие по их середине бульвары дышат свежей зеленью, а море ярких тропических цветов поглощает теплое прикосновение лучей солнца. Авенида, которая связывает эту семирукую карусель с Площадью Сан-Мартин, получила действительно меткое название: Colmena — Улей. На ней самое оживленное движение большого города.
По асфальту авенид катят бесконечные колонны автомобилей. А над ними наперегонки растут дворцы из стекла, стали и бетона. Разумеется, не на всех авенидах. Большая часть современной Лимы начинает уже задыхаться. С максимальным напряжением сил она стремится идти в ногу со временем, чтобы поспеть за американизированным темпом XX века и раздутыми военными бюджетами. Но пока ей приходится мириться и с гектарами уродливых одноэтажных бараков, и с глухими стенами складов, и с магазинами, выстроенными вполкирпича и на полпоколения.
Это город мастерских и контор, складов, магазинов и строительных площадок, в которые вклинились из предместий и небольшие фабричные объекты. Здесь живут лишь лоточники и сторожа, перекупщики и люди, не имеющие постоянной работы; им не нашлось места в жилых домишках и лачугах на окраине города. Стеклянные дворцы заняты конторами и учреждениями, и, как ни верти, недоступны их карману.
Это деловая часть Лимы, ее предпринимательский мозг. Те, кто держит в руках дирижерские палочки экономической и политической жизни, приходят сюда только в рабочие дни.
Здесь же они оставляют на ночь и на праздничные дни, запирая в магазины, конторы и сейфы, профессиональную половину своей жизни. Их интимная жизнь находится далеко отсюда, на южной и юго-западной окраине города, в роскошных кварталах Оррантия и Мирафлорес, Сан-Исидро и Магдалена. С торговым центром эти кварталы связаны артериями широких авенид, которые в тени аллей разветвляются на жилки и капилляры тихих улиц, уходящих со спокойствием и благоустройством своих кварталов вилл куда-то к самому океану.
Пожалуй, самый типичный в Лиме район вилл — это Оррантия. Четкая схема его пересекающихся под прямым углом улиц и улочек перерезана ровными диагоналями.
Здесь все улицы названы именами нежнейших цветов, кустарников и деревьев, которые хоть когда-либо питались соками перуанской земли. Оррантия не ограничивается только названиями. Пожалуй, ни в одном из подобных районов южноамериканских городов нет такого богатства аллей, садов и пестрых газонов на улицах и под окнами домов.
Итак, здесь находится резиденция перуанских верхних десяти тысяч: богатых и влиятельных перуанцев и иностранных дипломатов. Здесь также проживает желудок Перу, который регулярно поглощает больше, чем способен переварить, а затем его вполне понятные затруднения и боли потрясают экономику и политику всей страны в неотвратимом цикле кризисов.
Но мы все еще в преддверии Лимы. Мы выслушали оба сердца города, прошлись по его артериям, заглянули в его нервный мозг. Но где же руки Лимы? Где ноги, на которых, покоится весь этот неустойчивый колосс? Где жилистые мускулы города, с которых пот золотыми каплями стекает в ненасытный центр?
Если направиться на северо-запад и север Лимы, то покажется, будто весь город вокруг как-то приник к земле, Вместо бетона здесь кирпич, вместо этернита — гофрированное железо. Роскошные автомобили здесь уже не останавливаются. Вместо них в этих местах время от времени появляется расхлябанный автобус или коллективное такси, дверцы которого при движении нужно либо придерживать, либо прикручивать проволокой. Иногда они также запираются железным крючком, который обычно употребляется на дверях в деревянных будках известного назначения.
Такое такси, однако, довезет вас вместе с другими пассажирами за одну крону и двадцать пять геллеров — ровно за столько, сколько могут себе позволить заплатить жители этих кварталов. Впрочем, к низкой плате за проезд нужно еще прибавить приличную дозу терпения, которой требуют норовистые дорожные ветераны с валящим из радиаторов паром, хромающие на все четыре колеса и пропускающие солнечные лучи сквозь дырявую крышу.
Жители этих кварталов при своих заработках могут селиться только здесь. При столь нищенской оплате их труда в холодных странах они погибли бы от холода и голода. Вечно греющее лимское солнышко избавляет их от заботы о теплых квартирах, сберегает им расходы на отопление и покупку теплой одежды. Эти кварталы Лимы — главное место потребления кукурузы, риса, фасоли, пестрого ситца, брючного полотна и дешевых рубах.
При случайном посещении заводов трудно избавиться от впечатления, что ты проснулся где-то в мануфактуре на британских островах в эпоху промышленной революции и не вылупившегося еще из скорлупы капитализма. Станки устаревшие, вся изнурительная работа на них и вокруг них ведется вручную. Мер по охране или гигиене труда нет и в помине. Никому еще здесь не удавалось добиться их. Хотя у рабочих и есть свой профсоюз, но его прогрессивное руководство было еще в зародыше загублено военной диктатурой. Это не остановило рабочего движения. Тяжелая и неравная борьба, полная трудностей и опасностей, ведется ежедневно.
Владельцы фабрик модернизируют и автоматизируют свои предприятия только в тех случаях, когда станочное оборудование должно принести им моментальный и необычайно высокий доход, а заодно и возможность избавиться от неугодной части рабочих. Мы видели фабрику, оборудованную современным прессом для штамповки гребенок. В течение нескольких месяцев машина окупила себя и с той поры работает даром, а главное — без требований о повышении заработной платы, без профсоюзов, без борьбы, независимо от собственной воли. Достаточно нажать кнопку. Но стоит ли монтировать на соседней фабрике машину для производства стаканов? Зачем? Расходы на оплату труда рабочих стекольной промышленности в Лиме ничтожны в сравнении с дорогостоящим автоматом. В этой атмосфере беспощадности становится жутко от резкого голоса фабриканта, от вида ввалившихся щек рабочих, от той среды, в которой понятие «люди» включает в себя одну счетную машину и лес рук.
Говорят, что лимские трамваи самые быстроходные во всей Южной Америке. Может быть, это и правда.
