Будьте здоровы, дорогой Лев Яковлевич!
Желаю Вам всяких радостей.
Искренне преданный и сердечно Вас уважающий
В. Арсеньев.
8Хабаровск, 18 августа 1914 г.
Глубокоуважаемый, дорогой Лев Яковлевич!
Прежде всего приношу Вам горячую благодарность за книжки Леб-бока и Тэйлора[249]. Вы их покупали, потратили деньги. Сообщите, что я Вам за них должен выслать. Второе — поручения я Ваши исполнил. На присланные мне деньги я купил для Вашего музея ламутские и коряцкие вещи. Список их и счет при этом посылаю. Всего на сумму двести девяносто восемь рублей 80 коп. (298 р. 80 коп.). Если помните, у меня оставалось пятнадцать руб. от прежде полученных 150 руб. Итого у меня академических денег была сумма 315 руб. Наложенный платеж на перевозку вещей, покупку ящиков обошелся в 2 р. 30 коп. Счет при этом приложен, значит, весь расход выражается в 298 р. 80 коп.+ 2 р. 30 к.= 301 р. 10 к. В остатке у меня на руках 315 р.-301 р. 10 к.=13 р. 90 к.
Третье — посылаю Вам (уже послал) только что вышедшую из печати свою книгу «Китайцы в Уссурийском крае» — очерк историко-этнографиче-ский и послал еще брошюру «Вымирание инородцев Амурского края». Книги эти Вам передаст С. Ф. Понятовский. Он пробыл у нас в г. Хабаровске довольно долго. Мы познакомились и немного занимались вместе. Он научил меня снимать с инородцев маски. Спасибо за то, что Вы посылаете ко мне с письмами людей, любящих антропологию и этнографию. От него я узнал новости из научной литературы и вообще почерпываю знания.
Сейчас у нас в Хабаровске находится военнопленный профессор Балог (венгерец). Я взял его под свое покровительство и на днях переселяю его к себе на квартиру. Он прочел нам четыре лекции по фонетической транскрипции. Нас было трое слушателей. Я его познакомил со своим орочским словарем. Он нашел его составленным правильно и посоветовал только свою транскрипцию заменить общепринятою. Сейчас я пишу самую большую свою книгу: «По Уссурийскому краю». Физико-географическое описание пройденных мною маршрутов. Орочей удэ(hе) я отложил. Торопиться с этою работою я не буду. Мне надо съездить к ним еще раз. Мы сговорились (я, Балог и Понятовский) поехать вместе к инородцам в 1915 г., когда кончится война.
Эту зиму будем опять читать и вести собеседования. Прочитаем Леб-бока и Тэйлора.
Приезжайте к нам, Лев Яковлевич! Я часто Вас вспоминаю. Будьте здоровы.
Имею просьбу. Проверьте посланные вещи по списку. Не послал ли я лишних три вещи: два меховых ламутских костюма и халат из рыбьей кожи. Их я у себя не досчитываюсь. Сообщите, если найдете.
Сердечно Вас уважающий и искренно преданный
В. Арсеньев.
9Хабаровск, 10 апреля 1915 г.
Дорогой и многоуважаемый Лев Яковлевич!
Спешу Вас уведомить, что письмо Ваше и деньги я получил. Чтобы они не болтались у меня на руках, я положил их на книжку в сберегательную кассу Государственного казначейства. Накопившиеся за эти дни проценты приобщу к делу, о чем Вас уведомлю, когда буду отчитываться. Я уже получил уведомление, что мне ассигнуется небольшая сумма для подготовки к путешествию. Вопрос об экспедиции решится окончательно в конце апреля или в начале мая. Предполагалось, что в марте он выльется уже в определенную форму, и я немедленно тронусь в путь. Если бы «паче чаяния» почему-либо экспедиция моя не состоялась бы, я в тот же день переведу Вам деньги обратно. Чужие деньги меня сильно беспокоят. Генерал-губернатор на мою экспедицию дал свое принципиальное согласие. Вопрос только в ассигновании денежных средств, но и он, повидимому, разрешается весьма благоприятно. Как только получу уведомление, то со своей стороны уведомлю Вас телеграммой. Область, которую я наметил, меня чрезвычайно интересует. В этнографическом отношении это «terra incognita». За эти четыре года я хорошо проштудировал Шренка и Мид-дендорфа (еще раз), Ратцеля, Ранке, Шурпа, Харузина, Бушана, Леббока, Тейлора [250] (спасибо за них! Сердечное спасибо. Сколько они стоят? Я до сих пор у Вас в долгу?) и перечитал почти всю краевую этнографическую литературу. Теперь я залезаю в этнографические редкости: Бошняк, Фишер, Миллер, Шперк, Баралевский, Иакинф, Васильев и т. д.[251]. На мое счастье, книги эти имеются в нашей библиотеке. По вечерам читаю Обермайера, «Человек», изданное под редакцией Мензбира. Как видите, вся перечисленная литература, прочитанная мною от двух до трех раз (это уже не простое чтение, а изучение предмета), позволяет мне немного смелее взяться за работу без опасения наделать грубых ошибок, но убеждает меня в то же время быть как можно тщательнее и осторожнее в своих исследованиях.
За все Ваши советы благодарю. Приму их к сведению. Чем больше я занимаюсь местной этнографией, тем больше убеждаюсь, что народности, населяющие Амурский край, раньше не имели собственных названий и называли себя просто на а/ни с прибавлением нарицательных имен: приморский, береговой, речной и т. д. Даже роды называются не по тотемным животным, а по месту прежнего жительства: Бизанка (от бухты Биза), Ауканка (от залива Аука), Мулинка (от реки Мули). Эх! В письме места мало. С удовольствием поделился бы с Вами своими мыслями и наблюдениями! Отложим это до Петербурга.
Орочским языком я продолжаю заниматься все время. Зимой я ездил во Владивосток и был у профессоров Восточного института. Много хороших советов дал мне П. П. Шмидт. Я показал ему составленные мною словари, он нашел их правильными, и так как я записывал их по своей транскрипции, * то профессора решили, что это только доказывает, что я овладел фонетикой, иначе не дошел бы до необходимости создания своей транскрипции, что такую работу они считают еще ценнее, чем работа человека, подходящего к инородцу уже с готовыми знаками. Профессора мне посоветовали продолжать работу по своей транскрипции и только в будущем переписать ее на общепринятую международную. Это же мне советовал и венгерский лингвист профессор Балог в 1914 г.
Думаю, что удастся собрать скелеты и черепа. Ваше письмо я возьму с собою: оно послужит мне программой. Все, что Вы пишете, большинство приемов мне знакомо. Надо иметь «нюх» и знать, на что особенно обратить внимание, что является ценным и что не имеет значения. В каждом стойбище я проведу по нескольку дней и постараюсь выяснить все, что Вы указываете.
Программу по оленеводству я не получил, не получил и листов положений. Инструменты у меня есть. Антропометрией я занимался четыре месяца у Ф. К. Волкова в Петербургском университете.
Относительно «вамука». — Их я не считаю особым народом. Хорошо знаю, что это значит «приморский» удэ(hе) намука. Иногда я слышал другое название: ламука, что тоже от слова ламу, означающее море. Последнее слово — чисто тунгусское, и почему им называют себя орочи, живущие на Уссури, остается для меня загадкой. Вероятно, отсюда получились и другие слова: ламаки, ламунки, ламанки и т. д.
