Через час мы уже прощались. Миклашевский и я были твердо уверены, что с честью закончим траверс, и желали своим товарищам благополучного спуска в лагерь. Быстро затерялись на скалах две двойки, ушедшие в разных, направлениях. Наша двойка, поднимавшаяся вверх, через два с половиной часа достигла Западной вершины Мижирги.
На Западной вершине Мижирги было особенно трудно найти хотя бы маленький кусочек пологих скал и построить площадку. Уже в темноте мы не менее двух часов ворочали глыбы камней. Площадка получилась очень маленькая, но достаточная для двоих. В кастрюле спиртовой кухни закипела натопленная ив кусков льда вода. Засыпав в нее сухого киселя, мы уже предвкушали удовольствие съесть целую миску особенно приятного в горах десерта. Однако вскоре наступило разочарование: кисель случайно смешался с чесноком. Смесь получилась малосъедобной и лишь необходимость промочить пересохшее горло заставила нас съесть половину миски.
Крутизна склонов Западной Мижирги такова, что лишь в немногих местах видишь выступы скал, и взгляд, обращенный вниз, останавливается на полосках трещин ледника уже в двух километрах ниже… Гребень Мижирги настолько ажурный, что невольно с большой опаской, берешься за все выступы скал, кажется, что не смогут эти тонкие плиты выдержать тяжести тела. Гребень обрывается отвесной стеной.
Стена, по которой мы спускаемся, рассечена лишь двумя небольшими расщелинами. Пальцы крепко хватаются за края расщелины, вся тяжесть тела висит на них, взгляд внимательно и быстро отыскивает следующую расщелину, но до нее нужно дотянуться. Ради этого приходится повиснуть на одной руке. Мышцы напряжены до предела… Охраняющий Миклашевский серьезно и внимательно следит за каждым моим движением и постепенно выдает веревку…
Три часа продолжался спуск с Западной Мижирги. После этого спуска движение по широким снежным гребням Восточной Мижирги показалось приятным отдыхом. На вершине Восточной Мижирги мы не нашли ни тура, ни записки. Еще одно первое советское восхождение!
Легкий участок, к сожалению, оказался коротким. Широкий гребень кончился обрывом. Заглянув вниз, мы увидели острые зубья гребня, уходящего в клубящиеся облака. Жандармы этого гребня были настолько трудны, что перелезть их казалось невозможно.
Мы знали, что группа австрийцев обходила эти жандармы слева, по северной стене, 12 часов. То, что мы видели сверху, никак не убеждало в том, что их путь был выбран удачно. Мы решили обходить справа, по южной степе. Вначале скалы были не круты, и мы легко находили путь. Затем стенки пошли чаще и, наконец, перешли в одну сплошную отвесную стену. Вновь пришлось лезть на гребень.
Лучи солнца сквозь туман нагревали скалы. Снег таял. Водопадами, с шумом катилась вода по скалам. Чтобы добраться до гребня, нужно было пересечь три кулуара. Куски льда и камни почти непрерывно летели по ним…
Под защитой нависающих скал подходили мы к кулуарам. Один устраивал охранение через выступ или при помощи вбитого крюка, другой, выждав время, когда камнепад стихал, быстро перебегал на другую сторону и опять укрывался под скалы. Особенно труден был последний, почти отвесный, обледенелый кулуар…
Наконец мы вышли на гребень. Здесь идти было безопаснее. Но сгустился туман, и вскоре пошел снег. Внимательно разглядывая едва заметные очертания окал, лишь к вечеру спустились мы к подножью гребня и на последних скалах устроили бивуак. Спуск занял у нас пять часов.
В девять утра мы уже подошли к месту, куда 13 августа были заброшены продукты. С тех пор еще сохранились следы на снегу, и мы легко нашли мешочек с продуктами. Это было очень кстати, ибо наши запасы уже иссякли. В первый момент мы были в некоторой нерешительности. Сумеем ли мы унести все на себе? Ведь мы забрасывали продовольствие на четверых, а теперь нас двое. Но незаметно съели по три банки консервов, колбасу, сыр и многое другое. Потом прикинули, что продуктов не так–то много, если есть по–настоящему, и взяли с собой все. Лишь в 11 часов несколько отяжелевшей походкой двинулись по гребню к следующей вершине — Крумколу.
Гребень вскоре из мирного снежного перешел в острые скалистые зубья, перемежающиеся с не менее острыми, увенчанными бахромой опасных карнизов снежными гребешками. Мы были сильно удивлены, увидев на снегу следы двух человек. Кто бы это мог быть? Этот вопрос мучил нас весь день.
К вечеру из ущелья поднялись облака и начали заволакивать вершины. Только что мы нашли путь на один из многочисленных жандармов и вылезли на его вершину, как туман сгустился, пошел снег, где–то близко заворчал гром.
—Отложи в сторону от себя все железо, — крикнул я Миклашевскому, — гроза!..
Ледоруб, кошки, крючья быстро были отложены в сторону и вовремя. Кожу на голове пощипывало, волосы, казалось, шевелились под шляпой и чувствовалось, как через все тело проходит ток. Быстро достали штурмовую палатку Здарского, немного спустились вниз и укрылись под ней. Наконец разряды прекратились.
Справа вверх уходят крутые склоны Западной Мижирги,
слева грозно навис карниз Восточной Мижирги
Уже в сумерках заметили на гребне площадку. Видимо, недавно здесь ночевали люди. Но кто — мы не узнали и здесь. Лишь в девять утра, когда, пройдя последние жандармы, мы вышли на вершину Крумкола и раскрыли банку, всю пробитую молнией, мы узнали, кто проходил перед нами. Это были Коля Чекмарев и Валя Прошина.
Час спустя мы подошли к следующему их лагерю как раз в тот момент, когда молодая чета альпинистов, внимательно охраняя друг друга, начала спуск в Крумкольский провал. Веселой песенкой приветствовали мы товарищей и дальше пошли уже вчетвером.
Крумкольский провал оказался очень глубок, а спуск обрывист и труден. Крутые обледенелые скалы перемежались с ледяными кулуарами и острыми снежными гребнями. К вечеру снизу опять полезли облака, обволокли все кругом непроницаемой завесой тумана. Пошел мокрый снег. Мы все же успели спуститься до седловины Крумкольского провала. Это была самая низкая точка нашего траверса — 4250 метров.
Пока мы разравнивали площадку, успели промокнуть. Пришлось укрыться под палаткой. Затерянная на громадной ледяной стене кучка людей не унывала. Из–под прорезиненного мешка палатки неслась бодрая песня четырех альпинистов. Все кругом как будто ожило, стало не так мрачно.
Снегопад прекратился. По плану Чекмарева утром их группа должна спуститься вниз по не пройденному еще никем пути, прямо на ледник Мижирги. Наши пути расходились. Николай и Валя пошли вниз, где глубоко под ними ощетинился ледяными торосами мощный ледопад Мижирги. Мы же двинулись вверх, к нависающей над нами четырехсотметровой стене Коштан–тау.
