Сообщение капитана Пипа произвело тем большее впечатление, что он до сих пор не приучил публику к лишним словам. Очевидно, он считал опасность серьезной, если пустился в такую длинную речь.
Затем Бекер в качестве уполномоченного делегата завладел трибуной.
– Ваши слова, капитан, – сказал он, – серьезны. Но чтобы выяснить положение, скажите нам откровенно: не считаете ли вы безрассудным предпринятое нами путешествие?
– Если бы я так думал, – отвечал капитан, – я сообщил бы вам об этом с самого начала. Нет, путешествие это возможно… однако… со столькими людьми на судне…
– Наконец, – прервал Бекер, – если бы вы имели с собой только матросов, беспокоились бы вы так?
– Нет конечно, – утверждал капитан, – но это не одно и то же. Плавать – это наше ремесло, и у нас есть основания…
– У нас имеются свои соображения на этот счет, – сказал Бекер, – хотя бы деньги, которые нас заставила вложить в это судно скаредность того, кто должен был бы заплатить за всех. Есть еще более серьезное основание – карантин, наложенный на остров Сантьяго, который мы покинули. Теперь о «Санта-Марии», наверное, дано знать на все острова архипелага, и я убежден, что нашей высадке на острове Сан-Винсент воспротивятся тем более решительным образом, что у нас нет свидетельства о здоровье и что мы имеем на судне двух больных. Если поэтому, несмотря ни на что, нам удалось бы высадиться на землю, то для того, чтобы в этот раз подвергнуться действительному тюремному заключению, гораздо более строгому, чем то, жертвами которого мы только что были в Сантьяго. Можно возразить, что в Португалии и в Испании будет то же самое. Это возможно, но нельзя сказать, что будет наверное… Поэтому я голосую за продолжение начатого путешествия и думаю, что все здесь держатся того же мнения.
Речь Бекера действительно встречена была всеобщим одобрением, и капитан Пип ответил знаком согласия. Но принятое решение лишь наполовину удовлетворило его, и в тот же вечер можно было услышать, как он озабоченно бормотал верному Артемону:
– Желаете знать мое мнение, сударь? Право же, тут настоящая перипетия!
В два часа пополудни бриз стал дуть в южном направлении, и «Санта-Мария» пошла под ветром. Возвращение отрезано было для нее. Единственный путь, который был открыт, это – к Канарским островам и в Европу.
Следуя этим курсом, в половине пятого прошли вдоль Соляного острова, на который никто не смел смотреть без волнения. Все бинокли направлены были на эту землю, у берега которой погиб «Симью».
Незадолго до наступления ночи потеряли из виду этот последний остров архипелага Зеленого Мыса. Дальше ничто уже не прервет круга горизонта, пока не покажутся Канарские острова. Это вопрос трех-четы-рех дней, если теперешний ветер продержится. В общем, нельзя было жаловаться на первый день. Все прошло хорошо, и можно было надеяться, что и дальше будет так.
Только один из пассажиров имел право быть менее довольным, и, чтобы знать кто, излишне называть его по имени. За завтраком Томпсон достал себе тарелку и отважно сунул ее при общей раздаче пищи. Но Бекер бодрствовал, и тарелка осталась пустой. После полудня Томпсон попытался потолковать с Ростбифом в надежде, что у того не хватит смелости отказать своему прежнему начальнику, но опять наткнулся на Бекера, следившего за бывшим администратором с неутомимым усердием.
Томпсон, умирая с голоду, понял, что надо уступить, и решился поговорить со своим бесчувственным палачом.
– Сударь, – обратился он к нему, – я умираю с голоду.
– Очень рад, – флегматично ответил Бекер, – ибо это говорит в пользу вашего желудка.
– Довольно шуток, пожалуйста, – резко оборвал его Томпсон, которого страдание выводило из себя, – и благоволите сообщить мне, долго ли вы еще думаете продолжать эту игру, жертвой которой избрали меня.
– О какой игре вы говорите? – спросил Бекер, притворяясь ничего не понимающим. Кажется, я не думал ни шутить, ни играть с вами.
– Значит, – вскрикнул Томпсон, – вы серьезно рассчитываете уморить меня голодом?
– Еще бы! – заметил Бекер. – Если вы не пожелаете платить…
– Хорошо, – заключил Томпсон, – я заплачу. Позже мы сведем счеты…
– С другими, – согласился Бекер любезным тоном.
– Извольте в таком случае сказать мне, за какую плату могу я свободно спать и есть до конца путешествия?
– Раз речь идет о плате за все оптом, – многозначительно проговорил Бекер, то дело совсем упрощается.
Он вынул из кармана памятную книжку и стал перелистывать ее.
– Послушайте!.. Гм!.. Вы уже внесли сумму в сорок фунтов стерлингов… Так-с… Да… Превосходно!.. Нус, теперь вам остается лишь уплатить маленькое дополнение в пятьсот семьдесят два фунта один шиллинг два пенса, чтобы пользоваться на судне всеми правами, без исключения.
– Пятьсот семьдесят два фунта! – вскрикнул Томпсон. – Да ведь это безумие! Я, скорее, обращусь с жалобой ко всем пассажирам, чем подчинюсь такому требованию. Черт возьми, я найду, конечно, между ними честного человека!
– Я могу спросить у них, – любезно предложил Бекер. – Хотя раньше посоветую вам узнать, как получилась эта сумма. Фрахт «Санта-Марии» нам стоил ровно двести сорок фунтов стерлингов; мы должны были потратить двести девяносто фунтов девятнадцать шиллингов на приобретение съестных припасов, необходимых для переезда; наконец, приспособления на судне ввели нас в расходы в восемьдесят один фунт, два шиллинга и два пенса – итого, значит, шестьсот двенадцать фунтов один шиллинг и два пенса, из которых, я, как уже сказал вам, вычел внесенные вами сорок фунтов. Не думаю, чтобы против столь справедливого требования вы могли заручиться поддержкой тех, которых вы порядком обобрали. Тем не менее, если у вас есть желание…
Не пытаясь оказывать более сопротивления, наперед зная бесполезность его, Томпсон открыл свою сумку и вынул из нее связку банковских билетов, которую бережно сунул обратно, после того как отсчитал требуемую сумму.
– Еще остается кое-что, – заметил Бекер, указывая на сумку.
Томпсон ответил лишь бледной и неопределенной улыбкой.
– Но ненадолго! – прибавил жесткий администратор, тогда как появившаяся улыбка исчезла с губ Томпсона. – Скоро мы должны будем свести личные счеты.
Прежде чем покинуть своего неумолимого противника, Томпсон хотел по крайней мере иметь что-нибудь за свои деньги. На «Санта-Марии» он нашел своего верного Пипербома, и голландец, как если бы так и нужно было, снова пристал к тому, кого он настойчиво считал начальником странствующей колонии. Томпсона преследовала всюду эта тень, бывшая в три раза больше него, и упорство громадного пассажира начинало уж слишком раздражать его.
