От редактора
К комментариям, составленным М. К. Азадовским, мы считаем полезным добавить две выдержки из его частного письма: в первой из них дана характеристика В. К. Арсеньева как рассказчика, а вторая содержит яркую характеристику Гондатти и его окружения — той среды, в которой В. К. Арсеньеву пришлось работать.
1. Прежде чем приступить к литературному оформлению своих воспоминаний о Дерсу, Владимир Клавдиевич очень любил рассказывать их. Я буквально почти всю эту будущую книгу прослушал сначала в замечательно увлекательных рассказах Владимира Клавдиевича. Я слышал отдельные рассказы у него в кабинете, за чайным столом у меня, в палатке на раскопках и т. д. и т. д. Мне кажется, что в рассказывании они были еще более замечательны; во всяком случае многих характерных и ярких деталей я потом не нашел в печатном тексте.
2. Сначала Гондатти очень благоволил Арсеньеву и немало содействовал его экспедициям. Не забудьте, что Гондатти питомец Московского университета, один из любимых учеников Д. Н. Анучина, автор ряда работ по этнографии, пользовавшийся репутацией исключительного знатока Дальнего Востока. От его приезда на Дальний Восток в качестве генерал-губернатора местное общество многого ожидало, и первое время Гондатти старался изо всех сил оправдать репутацию просвещенного генерал-губернатора, покровителя наук и пр. Но это же обстоятельство и сыграло роковую роль в их взаимоотношениях с Арсеньевым. Он хотел руководить Арсеньевым, покровительствовать ему, иметь при себе послушного исследователя — Арсеньев же для такой роли не годился и очень быстро начались трения. Может быть, играла некоторую роль и зависть неудавшегося ученого (каким в сущности оказался Гондатти) к растущему блестящему исследователю-путешественнику.
Немалую роль в этих создававшихся дурных отношениях сыграла и гондаттиевская камарилья, главным образом из его чиновников особых поручений. Известно, что при каждом генерал-губернаторе, в каждой губернии была своя манера делать карьеру. Для того, чтобы сделать карьеру при Гондатти, нужно было изображать ученых, интересующихся краем, преданных его изучению и т. д. Эти господа заполонили собою местный отдел Географического общества и другие культурные учреждения. Заниматься наукой они, конечно, не могли и не умели, но видимость оказывали: стряпали и читали доклады, а иногда даже ездили в экспедиции, дававшие, конечно, самые плачевные результаты и съедавшие много денег, которые по существу вылетали на ветер. Из-за экспедиций этих молодчиков часто срывались какие-нибудь начинания Арсеньева. Естественно, что он и вся эта камарилья терпеть не могли друг друга. Причем последняя проявляла, конечно, большую инициативу и настойчивость. Эти господа все время настраивали Гондатти против Ар-сеньева, истолковывая вкривь и вкось всякие его мероприятия, действия, выступления, отдельные слова, а иногда и просто изобретая всякие сплетни. Обо всем этом мне неоднократно рассказывал Владимир Клав-диевич, да и сам я имел возможность наблюдать это. К сожалению, я забыл имена этих господ. Кое-кто из них, может быть, и впрямь заинтересовывался краем, но это было исключение, главным образом это были петербургские хлыщи, часто сыновья высокопоставленных особ.
Очень сожалею, что у меня во время блокады погибло замечательное письмо Арсеньева (относящееся не то к 1915, не то к 1916 году), в нем он подробно описывал невыносимое положение, в котором он очутился в Географическом обществе, и о совершенном разрыве своем с Гондатти.
Чехов А. П. Соч., Гослитиздат, М., 1947, т. 7, стр. 476.
В существующей научной литературе встречается иногда слишком расширительное понимание «школы Пржевальского»; так, например, П. Померанцев относит к этой школе, помимо названных нами лиц, еще Г. Н. Потанина и В. А. Обручева («Известия Всесоюзного географического общества», т. 72, вып. 4–5, Л., 1940, стр. 469). Но Г. Н. Потанин начал свои путешествия совершенно независимо от Пржевальского и ранее его монгольского путешествия; ни в коем случае невозможно относить к школе Пржевальского и В. А. Обручева, путешествия которого значительно отличаются от путешествий Пржевальского и по своим задачам, и по их общему характеру.
Аристов Ф. Ф. Владимир Клавдневич Арсеньев (Уссурийский). «Землеведение», т. XXXII, вып. 3–4, стр. 216.
Дубровин Н. Ф. Пржевальский Н. М., СПб., 1890, стр. 42.
Обручев В. А. Григорий Николаевич Потанин. Изд. Акад. наук СССР, М. — Л., 1949, стр. 50.
Аристов Ф. Ф. Назв. соч., стр. 211.
Это выражение «настольная книга» в применении к данному сочинению Пржевальского мне неоднократно приходилось слышать лично от самого В. К. Арсеньева.
Лидов В. П. и Солнцев Н. А. Комплексные физико-географические исследования. Сб. «Справочник путешественника и краеведа». Составлен группой авторов под ред. С. В. Обручева, т. II, Географгиз, М.,1950, стр. 9-16.
Уссурийское путешествие Н. М. Пржевальского также имело в своей основе официальное задание: ему было поручено произвести перепись на селения Уссурийского края. Н. М. Пржевальский. Автобиографический рассказ. «Известия Всесоюзного географического общества», т. 72, вып. 4–5, Л., 1940, стр. 482.
Кабанов Н. Е. стр. 38.
Сборник географических и статистических материалов по Азии. Изд-во Военно-ученого комитета главного штаба, СПб., 1888, стр. 143.
Т а м же, стр. 144.
Т а м же, стр. 219.
Дзюль И. А. В тайге. «Наша охота», 1910, № 1 и 3; 1911, № 9.
Петров А. Г. (проф. Бордаков П. П.) В тайге,» Казахское объединенное государственное издательство, Алма-Ата, 1949, стр. 50.
Б о р д а к о в П. П. На побережье Японского моря. «Юная Россия», 1914, № 1-12; отдельные главы печатались в «Известиях южнорусской областной земской переселенческой организации», Полтава, 1912; имеется отдельный оттиск.
Сведения об экспедициях капитана Арсеньева В. К. Путешествия по Уссурийскому краю, 1900–1910 гг. — «Записки Приамурского отдела Русского географического общества», т. VIII, вып. 2. Хабаровск, 1912, стр. 1-36. (в дальнейшем цитируется: Сведения).
