Ко времени, когда я узнал лишь половину всего этого, мы находились уже далеко, очень далеко от Веракруса. Засим спокойной ночи!
Мы пересекли Атлантику с галеоном, а значит, должны были идти на одной с ним скорости. При слабом ветре он еле полз, и мы проводили по много дней кряду, бездельничая под зарифленными топселями. Когда ветер свистел в такелаже и брызги летели через борт, старая медлительная «Санта-Люсия» превращалась в резвую скаковую лошадь, поднимая паруса там, где у большинства кораблей никогда их и не было, и оставляя за собой вспененную кильватерную струю длиной в добрую милю. Мы отчаянно старались угнаться за ней, развернув все прямые паруса и так сильно кренясь то на один борт, то на другой, что передвигаться по палубе, не держась за что-нибудь, было невозможно. Не знаю, насколько близки мы были к тому, чтобы перевернуться, но я не хотел бы оказаться ни дюймом ближе, чем мы оказывались по дюжине раз на дню. Когда наконец наши пути разошлись — «Санта-Чарита» направилась на север, к Корунье, а «Санта-Люсия» на восток, к Кадису, — мы все восславили Бога и возблагодарили Пресвятую Деву. Тогда я в первый и последний раз увидел радостные улыбки на лицах у всех членов команды.
Мы разгрузились в Корунье и получили расчет, заходя по одному к капитану, который показывал и разъяснял нам записи в учетной книге, прежде чем выдать деньги. Именно тогда я узнал, что заработал за неделю сумму, равную стоимости двух рубашек и двух пар штанов.
Здесь я прервусь ненадолго и замечу, что у меня по-прежнему оставалась маленькая сумка, взятая из монастыря, но в ней хранились только штаны и рубаха из баталёрки. Сандалии я потерял в Гаване, когда скинул их, чтобы бежать быстрее, а износившуюся в клочья футболку выбросил. Что случилось с моими джинсами, вы знаете.
Все растолковав мне и выдав деньги, капитан сказал, что в следующий рейс «Санта-Чарита» выйдет недели через две. Он съездит повидаться с семьей, пока корабль стоит в сухом доке, где очистят днище и все такое прочее. Но он надеется, что ко времени, когда «Санта-Чарита» будет готова к плаванию, я вернусь и опять наймусь на судно. Мне было очень приятно. Я поблагодарил капитана, причем от всей души.
Когда я получил расчет, Сеньор попросил меня помочь отнести попугаев к торговцу птицами. Я с готовностью согласился, и мы с ним отправились в птичью лавку; он нес три клетки, и я три. Клетки были деревянные, сплетенные из толстых прутьев и обвязанные бечевкой, которую попугаи постоянно клевали своими большими крепкими клювами. Весили они всего ничего, и я уже много раз перетаскивал их с места на место прежде.
В птичьей лавке оказалось страшно интересно, и у меня было полно времени, чтобы осмотреть все хорошенько, пока лавочник и Сеньор торговались. Там уже имелись три попугая — такие серые, из Африки, которые умеют разговаривать и всячески стараются завладеть вашим вниманием. Они все надеялись, что их выпустят из клетки, но не могли сказать о таком своем желании. Тогда мне подумалось, что это практически единственная вещь, которой они не могут сказать, и я решил: если у меня когда-нибудь будет свой собственный попугай, я не стану держать его в клетке. Если он останется со мной — хорошо. Если улетит — тоже хорошо.
Потом пришла молодая знатная дама, желающая купить птицу. Она увидела наших попугаев и попросила Сеньора вынуть всех по очереди из клетки, чтобы разглядеть каждого получше. Лавочник все объяснял, что это новые птицы, — мол, они не привыкли к людям, могут вскоре умереть, не умеют разговаривать и так далее в таком духе. Я заставил одного из красноголовых зеленых попугаев выкрикнуть: «Кр-расот-ка! Кр-расотка!» — я частенько повторял это слово всем птицам. Тогда дама, ясное дело, решила купить именно его. Она спросила у Сеньора цену, и он назвал сумму много выше той, какую пытался получить с лавочника. Несколько минут все торговались — покупательница, сопровождавшая ее старуха в черном и Сеньор.
Пока велись споры, мы со служанкой дамы рассматривали друг друга. Я таращился на нее, а она бросала на меня быстрый взгляд, и я смущался и отводил глаза. Потом она отводила глаза, и я снова начинал пялиться. Девушка несла в руках три пакета и корзинку, когда вошла, но сейчас поставила всю свою ношу на прилавок, вынула веер и принялась обмахиваться, поглядывая на меня поверх него. Я все думал, хорошо бы мы с ней плыли по морю в нашей собственной лодке, направляясь в какую-нибудь далекую чудесную страну.
Наконец молодая дама купила понравившегося ей попугая, велела служанке взять клетку и сказала, что теперь они идут домой.
— О, сеньора Сабина, мне не унести все покупки да еще тяжелую клетку в придачу! Может, этот матросик пособит нам?
В конечном счете я взял клетку с попугаем и корзинку и пошел позади служанки. У нее были аппетитные округлости во всех нужных местах, приятное зрелище. Мы добрались до дома знатной дамы гораздо быстрее, чем хотелось бы, и она с улыбкой поблагодарила меня и дала немного денег. Служанка подмигнула мне, что понравилось мне гораздо больше.
Я вернулся в птичью лавку, думая о самых разных вещах, в том числе не вполне пристойных. Сеньор все еще находился там, и немного погодя мы с ним отправились в таверну, где поели и выпили вина. Я боялся, как бы он не велел мне заплатить за нас обоих. Не поймите меня неправильно. Я бы не стал платить. Но он был офицером, а я простым матросом, и я опасался, что он может устроить мне неприятности.
Оказалось, я знал Сеньора хуже, чем мне представлялось. Он заплатил за все по завершении трапезы. Он выпил бо́льшую часть бутылки, но и я выпил порядочно, а съел ровно столько же. В той таверне пекли оладьи, вкуснее которых я не пробовал ничего со времени, когда съел манго в Веракрусе.
Вероятно, мне следует сказать, что я сделал, когда мы с Сеньором расстались. Я вернулся к дому Сабины и довольно долго болтался там в надежде увидеть служанку. В конце концов я постучал в дверь, очень вежливо, и сказал слуге, открывшему мне, что ищу работу, любую работу, и что я сегодня днем подносил вещи для сеньоры. Он ответил, что у них нет работы для меня, и захлопнул дверь перед моим носом.
Здесь вы, наверное, скажете, что мне следовало сразу же уйти, но я поступил иначе: обошел дом и какое-то время околачивался в переулке за ним. Наконец я увидел служанку, выглянувшую из окна. Все окна в доме были забраны железными решетками и снабжены толстыми ставнями. Но тогда ставни были открыты, и девушка послала мне воздушный поцелуй сквозь прутья решетки. В ответ я тоже послал воздушный поцелуй, и потом она скрылась с глаз.
