Остальные двое переглянулись. Уильям кивнул Рамсботтому, и тот, помявшись немного, спросил:
— Коммандер, мы тут все думаем насчет высадки… Вы уверены, что выдержите?
— Выдержу? О чем вы, Рамсботтом? Разумеется, выдержу. Дайте мне денек-другой, лоцию, и я подведу этот корабль к самой банке. Небольшая, правда, заслуга, потому что обращаются они с ним, как брокеры-яхтсмены. Утром я встану свежим и бодрым. Встал бы уже сегодня, только я слегка разбитый, да и вставать незачем.
— Я уверен, капитан охотно довезет нас до Вальпараисо, — вмешался Уильям.
— Вальпараисо? Глупости. Зачем нам Вальпараисо? Нам нужно обратно на Таити, за вещами. И потом, я ни за что на свете не упущу возможность побывать на Пасхе. Для здоровья тоже польза — если вас это беспокоит. Ветер со всех сторон, океан на две тысячи миль окрест… В момент поставит меня на ноги. Хотя я и без того в порядке.
Рамсботтом хмыкнул. Уильям промолчал, однако на лице, должно быть, отразилось сомнение.
— Да что с вами такое? — воскликнул коммандер в тихой ярости. — Стоите тут как гробовщики или плакальщицы! Я понимаю, вы огорчены из-за острова и руды. Мне и самому несладко. Но ведь нельзя из-за такого терять голову. Нужно принять поражение и жить дальше.
— Дело совсем не в этом! — запротестовал Рамсботтом.
— Тогда в чем? Больше не в чем. С той минуты, как мы сели на этот крейсер, вы ведете себя словно парочка викариев, страдающих морской болезнью.
— Вздор! — заявил Уильям, растеряв весь такт. — Мы беспокоились о вас, вот и все.
— Обо мне? Очень мило, но впору мне начать беспокоиться о вас двоих, глядя, как вы стонете и плачетесь. Не нужно за меня волноваться. Завтра встану, и у нас будет уйма времени до высадки. — Он посмотрел на них сердито, потом закрыл глаза и словно съежился. Руки его, покрытые пергаментной кожей с узловатыми выступающими венами, судорожно дернулись несколько раз на сером одеяле. Глаза снова открылись, и коммандер проговорил тихо и устало: — Простите, друзья. Срываюсь. Недосып, видимо. Не обращайте внимания.
С тяжелым сердцем они вернулись на палубу и понуро уставились на бесконечные волны и брызги за бортом. Где-то ведь должны быть в мире места, которым неведом этот соленый ветер, эти пенные узоры, это содрогание, шипение и грохот, но они казались такими же далекими и недостижимыми, как небо.
Как ни отговаривали его двое друзей, доктор (на смеси испанского, французского и английского) и капитан (мрачной кастильской скороговоркой), коммандер все же вышел утром на палубу — пожелтевший, дрожащий и ссутулившийся под наброшенным на плечи одеялом. Крейсер бросал якорь близ острова Пасхи, который казался увеличенной, чуть более зеленой и чуть менее скалистой копией Затерянного. Поначалу они мало что разглядели, потому что утро выдалось сырым и туманным. Море катило тяжелые свинцовые волны. Казалось, тропики остались позади, потому что блеклый пейзаж никак не вязался с тропическим разноцветьем — больше похоже на Гебриды в оттепель. Однако вскоре сквозь тучи пробилось солнце и вернуло берег к жизни. Все население острова высыпало на песчаный пляж. В толпе тут и там мелькали мужчины на лошадях — необычное для тропиков зрелище — да пестрели яркие хлопковые платья, но глазу не за что было зацепиться. В этот час с палубы «Майбо» самый загадочный остров на свете выглядел скучным и негостеприимным.
Море атаковало черные базальтовые скалы огромными волнами, и собравшееся на берегу население то и дело скрывалось за шипящей завесой брызг. Остров, судя по всему, плохо ладил со стихиями: ветер выл и свистел со всех четырех сторон, разъяренный океан без устали кидался на темные бастионы. Ничего идиллического здесь не было и в помине. Уильям с друзьями — да и почти вся команда «Майбо» — во все глаза смотрели, как береговая лодка с большим чилийским флагом отважно сражается с волнами, преодолевая банку. Раз за разом нос лодки взмывал вверх и тут же нырял обратно, пропадая за зеленым валом. В конце концов мощным рывком ей удалось подняться на гребень, встав при этом почти вертикально. Высадка на остров Пасхи сулила нешуточные испытания. Уильям с Рамсботтомом обменивались тревожными взглядами, наблюдая за кульбитами лодки, и даже коммандер пару раз присвистнул себе под нос. Когда лодка подошла к крейсеру, стало видно, что умаявшиеся гребцы одеты в разрозненные форменные комплекты с чужого плеча, усиливающие сходство всего мероприятия с ярмарочным аттракционом. В той же лодке оказался — вымокший до нитки — губернатор острова, неказистый мужчина средних лет, метнувшийся на крейсер, словно кролик из клетки. Сидевшие на веслах полинезийцы почему-то выглядели плюгавыми по сравнению с уроженцами других островов Южных морей. Однако ребята они были веселые, то и дело норовящие разразиться дружным хохотом.
На этой лодке час или два спустя Уильям с двумя товарищами и отправились на берег. Волны немного улеглись, но плыть все равно оказалось страшно. Посадка коммандера в шлюпку потребовала недюжинной сноровки, и, если бы не многолетняя привычка спускаться в лодки с военных судов, он нипочем бы не справился, так он был слаб. Однако худшее ждало впереди. Волны, достаточно устрашающие даже с борта крейсера, высились перед лодкой огромными грозными горами. На каждом из четырех весел сидело по два гребца, но не успели они отойти от крейсера, как одно из весел вырвалось из уключин. Гребцы заорали друг на друга, а рулевой, стоявший высоко на корме, чуть не надсадил в грозном крике свою бочкообразную грудь. Давно Уильям не испытывал такого ужаса. Беспомощный, он съежился на скамье. Чем ближе лодка подходила к банке, тем становилось страшнее. Гребни волн взметались высоко над головой, и казалось, очередная вот-вот захлестнет лодку по самые борта и швырнет на скалы. Уильям закрыл глаза, но лодка тут же ухнула вниз и затряслась, как в лихорадке, так что пришлось вцепиться в скамью. Больше он глаза не закрывал. «Tranquillado!»[9] — кричали друг другу гребцы. Лодка вздыбилась, потом нырнула носом вниз, огромная волна перемахнула через нее, наполовину затопив и вымочив всех насквозь. Однако банку они преодолели и вскоре уже швартовались у небольшого запруженного народом причала. Промокший, едва дышащий, безмерно благодарный, что еще жив, Уильям ступил на прочную, надежную, твердую землю. Рамсботтом предательски позеленел. Нахохлившийся коммандер выглядел измученным.
К счастью для путешественников, вся торговля на острове находилась в руках англо-чилийской компании, которая разводила здесь скот, и ее полномочным представителем состоял проживший тут много лет англичанин по фамилии Первис. Через несколько минут после высадки компаньоны представились ему и разъяснили свое положение — при поддержке губернатора, которому кое-что о них поведал капитан «Майбо». Повезло и в том, что мистер Первис оказался хозяином гостеприимным и дружелюбным. Это был человек средних лет, несколько деревенского вида, со смуглым морщинистым лицом и на удивление светлыми глазами, в которых явственно читалась удаленность от остального мира на две тысячи миль. Гостям он обрадовался, но сдержанно, без удивления и суеты — видимо, жизнь на краю света научила его бесстрастности и безропотности. Сразу же после обмена любезностями Рамсботтом, метнув предостерегающий взгляд Уильяму, отвел Первиса в сторонку — очевидно, поговорить насчет коммандера. Уильям намек понял и отвлек коммандера первым пришедшим на ум вопросом о знаменитых статуях.
