Вслед за тем механические руки крана переносят с участка предварительной сборки на линию киля одну секцию за другой. Там их соединяют с уже установленными и сориентированными элементами сварным швом. Окончательную сварку отдельных блоков производят по системе, отработанной в течение долгих лет исследований и практической работы. Таким путем корпус судна приобретает структуру, полностью свободную от напряжений и сварочных деформаций.
По окончании всех этих работ под корпусом судна начинают возиться плотники. Они прокладывают две длинные деревянные спусковые дорожки, а под днищем по всей длине судна монтируют салазки, полозья которых должны быть впритирку подогнаны к смазанным салом дорожкам.
Поднимают корпус судна на салазки с помощью деревянных клиньев. Клинья забивают в пространство между салазками и днищем и поднимают постепенно тяжелое стальное тело судна с кильблоков, пока все оно не начинает опираться только на заранее заторможенные салазки.
Наконец наступает торжественный момент, когда судно впервые погружается в свою водную стихию. Украшенные гирляндами и флагами трибуны переполнены представителями верфи, пароходства-заказчика и многочисленными рабочими и гостями. На тросике перед форштевнем покачивается традиционная бутылка шампанского. Честь разбить ее о нос новорожденного судна доверяют обычно одной из женщин. При этом она должна произнести слова: «Даю тебе имя…»
Между тем плотники с топорами в руках ожидают сигнала, чтобы выбить последние стопоры из-под салазок. По этому же сигналу начинает свой оглушительный концерт «сводный духовой оркестр», составленный из бесчисленного количества тифонов, гудков, свистков и судовых сирен всех находящихся поблизости плавающих единиц.
Тело судна вздрагивает и сначала едва заметно, а затем все быстрее и быстрее скользит по спусковым дорожкам к воде.
Всеобщее ликование и аплодисменты! Но кое для кого из присутствующих эти мгновения, пожалуй, не столь торжественны, сколь тревожны. Ведь случается иной раз, что из-за какой-либо оплошности корпус судна заваливается в сторону суши или опрокидывается в воде килем вверх. При этом могут произойти столь значительные повреждения, что спуск со стапеля придется повторять еще раз, не говоря уже об издержках. К счастью, подобные казусы происходят довольно редко и крестины нового судна проходят благополучно. Затем неуправляемый еще корпус отбуксировывают к достроечному пирсу.
Имеются, однако, суда, которые вообще не спускали со стапеля, поскольку и строили их не на стапеле, а в доках. Упразднение закладки судна и спуска его со стапеля, иными словами, постепенное «отмирание плаза» и эллинга — более лаконичного определения переворота, происходящего в технике судостроения, пожалуй, не подберешь!
От достроечного пирса к ходовым испытаниям
Почему же, собственно, судно спускают на воду в недостроенном виде? Это объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, хотя бы потому, что на каждую монтажную площадку, которых на верфи не так уж и много, настоятельно просится очередное вновь строящееся судно. Хотя решающим здесь является, пожалуй, не «во-первых», а «во-вторых»: при спуске со стапеля судно подвергается такому жесткому испытанию на прочность, которое, даже при самом сильном шторме, вряд ли когда-либо еще выпадает на его долю.
Самыми ответственными являются секунды, когда корма судна находится уже на плаву, а носовая часть еще балансирует на скользящих по спусковым дорожкам салазках[60]. Тяжелое судно, хоть это и длится какие-то мгновения, провисает между двумя точками опоры — кормой и носом. Если бы в этот критический момент на киль, днищевые стрингеры и нижние пояса обшивки давил еще вес машин и остального судового оборудования, корпус мог бы получить изрядную трещину, а то и переломиться. Малым судам это не грозит.
Сказанное не относится также и к судам средней и большой длины, которые спускают в воду лагом. При поперечном спуске критических нагрузок не возникает, нет при этом, следовательно, и никаких препятствий для спуска на воду судна, полностью оборудованного. Так можно поступать и при наличии особых спускных устройств (по типу применяемых на «Пенневерфи-Вольгаст»). Полностью автоматизированными судоподъемными и спусковыми устройствами оборудована и Народная верфь «Штральзунд». Здесь судно не надо спускать кормой или лагом: спусковое устройство — этот своеобразный лифг — бережно, словно няня ребенка, посадит его в воду прямо на ровный киль.
Еще несколько лет назад, едва судно подойдет к достроечному пирсу, на него со всех сторон устремлялись судовые слесари, плотники, изолировщики, трубоукладчики, монтеры, электрики, жестянщики, обойщики и т. д. На борту сразу становилось тесно и суетно. Плавучие и береговые краны, способные переносить до 100 т, опускали в чрево судна главный двигатель и вспомогательные агрегаты. А там, глядишь, уже и мачты поставлены, и палубные надстройки возведены. День за днем, неделя за неделей — все более отчетливо проявлялось целевое назначение отдельных судовых помещений: вот камбуз, вот кают-компания, вот каюта капитана…
В коридорах летят щепки, стружки: это плотники ладят на отдельных палубах деревянный настил. Однако в наши дни это — уже исключение. Из соображений пожарной безопасности на судах стараются применять как можно меньше дерева.
Этот пример еще раз иллюстрирует решающие изменения, происходящие в судостроении. Дерево, плавучесть которого явилась во время оно стимулом к зарождению судоходства, усиленно вытесняется сталью, легкими металлами, негорючими пластмассами и синтетическими тканями.
Процесс этот по многим причинам неотвратим. Прежде всего, хотя бы потому, что обеспечить строительным лесом потребности судостроения не так-то просто. Нынешним своим безлесьем Англия и Италия не в последнюю очередь обязаны тем ранам, которые нанесло их лесам судостроение прежних столетий. На один только ганзейский когг требовалось, ни много ни мало, около 4000 добротных дубовых стволов. Целый дубовый лес!
Можно себе представить, сколько древесных стволов потребовалось бы для постройки современного судна длиной 200 и шириной от 30 до 40 м! Кроме того, длина деревянных судов не может превышать некоторого определенного значения. При длине от 60 до 80 м деревянное судно из-за качки приобретает постепенно так называемую свислую спину, т. е. продольный прогиб. Страдают при этом, понятно, и прочность, и грузовместимость.
Все это привело к тому, что дерево стало понемногу исчезать из номенклатуры судостроительных материалов. Сперва отказались от дерева при постройке корпуса судна, оставив на его долю палубные надстройки и внутреннюю отделку. Здесь дерево считалось совершенно незаменимым до тех пор, пока все увеличивающееся число пожаров на судах не навело строителей на мысль подыскать и для этого какие-либо другие, негорючие материалы. На помощь им пришла химия. Год от года растет доля производимых ею судостроительных материалов, от изоляционных прокладок между наружной обшивкой и внутренними стенками до мебели и декоративных тканей. Прошли те времена, когда потерпевшие кораблекрушение могли еще цепляться за плавающие доски или мачты: современные мачты тоже делают из стали.
