В тот же день Северов огласил приказ: «Китобойному судну «Труд» под командованием капитана Орлова обследовать прибрежные воды Чукотского моря до мыса Сердце-Камень». Бочкарем на «Труд» был назначен Курилов, гарпунером — Грауль. В этот рейс отправлялась и Горева.
«Труд» должен был выходить на рассвете. Ночью ему предстояло взять полные бункера угля и воды. Степанов передал Орлову пакет, полученный от секретаря Камчатского обкома с наказом передать чукче Тнагыргину.
Курилов и Оленька прощались. Стоя у фальшборта, они молчали. Оленька смотрела в черное, дышащее холодом море и думала о том, что вот скоро от нее уйдет туда Леонтий и там ему будут грозить всякие опасности. Поднявшись на носки, она шепнула:
Ты береги себя.
Курилов смотрел на Оленьку и не узнавал ее. Она стала совсем другой.
Я так испугался, когда ты убежала от меня, — прошептал он. — Думал, ушла навсегда!
Оленька улыбнулась. И когда Леонтий сильной рукой обнял девушку, она доверчиво прижалась к его груди...
2
«Труд» выходил из Берингова пролива. Впереди лежали блекло-синеватые воды Северного Ледовитого океана. Горизонт был затянут серой мглой. С моря в пролив, словно в открытые настежь двери, тянул полярный ветер. У берега бурлил прибой, но его не было слышно из-за крика чаек. Они так стремительно бросались вниз, словно хотели нырнуть до самого дна, но, только коснувшись воды, взлетали с добычей.
Через несколько дней «Труд» вошел в маленькую бухту. Орлов внимательно рассматривал в бинокль гранитные берега, стиснувшие маленькую вытянутую долинку. Недалеко от берега стояли Побуревшие от сырости и непогоды деревянные домики, бараки из гофрированного железа и две высокие радиомачты с провисшей между ними антенной. От антенны провод тянулся к домику, стоявшему в стороне от поселка.
Ближе к берегу неровной линией выстроились круглые яранги. За поселком виднелись маячная башня и треугольник топографического знака, сложенного из бревен.
Из домиков, из яранг к самой воде выбегали люди, махая руками.
Орлов приказал бросить якорь.
Люди на берегу столкнули на воду вельбот с сидящими в нем гребцами. Сильный прибой чуть было не вышвырнул вельбот назад, но гребцы налегли на весла так дружно, что прорвались сквозь кипящий вал и направились к китобойцу. Вельбот бросало с волны на волну...
Гостей принимать будем, — сказал Орлов боцману. — Чукчи любят чай. Скажите коку, чтобы покрепче заварил.
Пока Журба ходил в камбуз, вельбот приблизился к судну, и сидящий на корме рулевой бросил конец. Его поймали на палубе китобойца.
В вельботе сидело семеро чукчей, одетых в меховые кухлянки и такие же брюки, заправленные в нерпичьи торбаса. Поверх кухлянок были надеты водонепроницаемые камлейки из пузыря морского зверя. Только на рулевом была блестящая кожанка с меховым воротником, а на голове — пушистая пыжиковая шапка.
Чукчи ловко взобрались на палубу «Труда». Последним поднялся рулевой. Он приветливо сказал мягким, несколько приглушенным голосом:
С прибытием, товарищи. Здравствуйте.
Здравствуйте, — Орлов протянул чукче руку, удивляясь чистоте его русской речи, и назвал себя.
Тнагыргин, — произнес в ответ, рулевой. — Мы давно ждем вас. Обком радировал нам о вашем рейсе.
А, вы и есть Тнагыргин, — повторил Орлов. — Для вас от секретаря обкома партии пакет привез. Впрочем, о делах потом. Прошу всех товарищей на чашку чаю.
Гости охотно приняли приглашение и двинулись в кают-компанию. Они бесшумно ступали в своей расшитой мягкой обуви, с интересом осматривались.
Это первое советское китобойное судно, которое мы видим, — говорил Тнагыргин капитану.
Орлов присматривался к Тнагыргину. У чукчи было приятное круглое лицо, покрытое природной смуглостью. Глаза смотрели спокойно, пытливо, умно. Сев по правую руку от капитана, он непринужденно вел беседу с Орловым и Горевой. Присутствие женщины на судне его нисколько не удивило. Он часто обращался к ней, неторопливо прихлебывая ароматный чай. Кок действительно постарался для гостей. Чай был почти черный и густой. Чукчи с удовольствием пили чашку за чашкой.
Китов в этом году много, -— говорил Тнагыргин, — и вашей флотилии надо было прямо идти сюда.
Не было уверенности. — Орлов протянул Тнагыргину пакет секретаря обкома партии. — Собственно говоря, мы ведь еще ничего не
стад.
Миграция китов почти не надорвал пакет и, извинившись, стал
Горева и Орлов незаметно переглянулись, Тнагыргин все больше и больше вызывал удивление. Своими манерами он отличался от спутников. «Кто же он?» — подумал Орлов, а Горева, точно угадав мысли капитана, сказала себе: «Тнагыргин грамотный и какой-то особенный».
Тнагыргин, прочитав письмо, вложил его обратно в пакет и сунул в карман куртки:
Секретарь обкома просит помочь вам в поисках китов, — заговорил он, вновь принимаясь за чай. — Об этом же он говорил и по радио. Завтра пойдем на разведку. Извините.
Он обратился к чукчам и о чем-то спросил их на родном языке. Двое быстро ответили, но третий, как видно, возразил им. Тнагыргин сказал китобоям:
Советуют идти чуть северо-восточнее. Так и сделаем.
Значит, есть киты? — с надеждой спросила Горева.
Есть, конечно, — улыбнулся Тнагыргин. — Наши воды богаты. Только знать их надо хорошо.
Будем знать, — чуть с вызовом сказала Горева. Тнагыргин, соглашаясь, молча наклонил голову, затем отодвинул чашку и, поблагодарив, пригласил:
Теперь прошу к нам на берег. Вас очень хочет видеть моя жена. Сама она не может сейчас побывать на китобойце. Занята в больнице.
Через несколько минут Орлов, Горева и Журба сидели в вельботе. Чукчи привычно налегали на весла. Погода все свежела. Море бросало в лицо пригоршни холодных брызг. Горева со страхом смотрела на свинцовую воду, которая, казалось, вот-вот хлынет через борт. Когда вельбот устремлялся вниз с гребня волны, она инстинктивно хваталась за сидевшего рядом Орлова. Но стоило ей взглянуть на спокойное лицо Тнагыргина, как ей становилось стыдно за свое малодушие.
Едва достигли прибойной полосы, как Тнагыргин крикнул гребцам и те приналегли на весла. Вельбот стрелой прорезал кипящие буруны и вылетел на галечный берег, подхваченный десятками рук ожидавших людей.
Чукчи улыбались, жали руки, что-то говорили, мешая
Ийские слова. Вокруг с лаем носились собаки.
Передеавалось общее праздничное настроение.
гостей по берегу. Здесь лежали на
свернутые и смазанные жиром байдары моржовых шкур. Они казались такими ненадежными, что Журба с сомнением проговорил:
