– Тогда засыпай снова! – хриплым шепотом приказал венгр. – И сохраняй спокойствие, потому что от тебя зависит, выпутаемся мы из этой передряги или нет.
Айза не ответила. Она вытянулась в гамаке, прислушалась к шуму дождя, который пришел с юга, налетел, словно ветер, чтобы с бормотанием удалиться. Прислушалась к пению тысячи птиц в сельве, воплям обезьяны-паука, реву арагуато[24] и даже недовольному мяуканью ягуара где-то вдалеке. Прислушалась к треску пламени, легкому мерному дыханию своего брата Асдрубаля и безмолвию застывших туземцев, взгляды которых ощущала на себе. Прислушалась и, оставаясь в полном сознании, ясно уловила бормотание мертвецов, которые ее звали: Дамиана Сентено и дона Матиаса Кинтеро; Сеньи Флориды, предсказывавшей будущее по внутренностям акул маррахо, и Кандидо Амадо; Абигайля Баэса, как всегда, верхом на черном коне и Рыжего Ромуло с тройкой гнедых; Гойо и Рамиро Галеонов.
На рассвете она металась в лихорадке, дрожала и тряслась в ознобе, и венгр Золтан Каррас воспользовался случаем, чтобы торжественно объявить ошеломленным индейцам:
– Сейчас гуарича иметь плохих духов. Мы нести ее очень далеко. Скоро вылечить больных.
Никто не осмелился спорить: все и без слов было понятно, – и не стал артачиться, когда седовласый шаман приказал четверым из своих спутников нести Камахай-Минаре на носилках, в то время как другие расчищали тропинку для удобного прохода.
А сам он остался там, с больными, в ожидании, когда злые духи окончательно удалятся и больные смогут вернуться и рассказать женам, детям и детям своих детей, что были избраны небесами – служить живым примером могущества богини лесов, явившейся в образе высокой, красивой, зеленоглазой гуаричи, которую посещали покойники.
Потому что на протяжении всей долгой ночи старик, больные и даже большинство молчаливых воинов тоже слышали, поверх шума дождя, пения ночных птиц, рева арагуато, воплей обезьяны-паука или голодного мяуканья ягуара, далекие голоса мертвых, призывы, плачи и мольбы целой армии духов «цивилизованных».
Продвижение пошло быстрее, так как большую часть работы теперь выполняли неутомимые индейцы. Они прокладывали путь, словно и правда верили, что Камахай-Минаре уносит с собой далеко-далеко злых духов, овладевших их соплеменниками.
Похоже, ни один из них не знал и полудюжины слов из языка «цивилизованных», даже венгру не удавалось с ними общаться. По-видимому, они были кочевым народом, говорившим на диалекте, в котором мало слов имели такое же значение, что и в языке арекуна, камаракото или пемонов Большой Саванны, которые чаще других вступали в контакт со старателями на реке Карони или Парагуа.
– В древности здесь обитали очень крупные племена, – заметил Золтан Каррас, – позже вытесненные на юг свирепыми карибами, которые во время своих нашествий достигли даже Потока Гуаарибо, где гуайка наконец удалось их остановить. Однако в результате той долгой войны здесь сохранились лишь разрозненные сообщества: какие-то ведут происхождение от карибов, какие-то местные, – которые постепенно вырождались в силу неспособности общаться даже с теми, с кем они имели общие этнические корни.
– Вы считаете, что это какая-то из этих групп?
– По-видимому. Странно, что за исключением старика, который, вероятно, в молодости работал сборщиком каучука, больше никто не знает ни одного вразумительного слова, если не считать «увэй», солнце, и «капэй», луна, – общих слов у таурепанов, арекуна и камаракото. Судя по их внешнему виду, я бы сказал, что это йеуана́ в стадии вымирания.
– А где женщины? Мы видели только мужчин.
– Женщины прячутся, пока воины охотятся. Для большинства этих людей женщины – всего лишь полурабыни, чье предназначение – рожать детей и выполнять самую тяжелую работу, и, как только они заболевают или стареют, их бросают на произвол судьбы.
И вновь горел костер, освещая бесстрастные лица индейцев, по-видимому способных не спать вторую ночь подряд, поскольку они по-прежнему не отрывали взгляда от «Камахай-Минаре», которая, похоже, навсегда их околдовала.
Лихорадка и судороги Айзы пошли на убыль: сделали свое дело микстура из меда из арики и экстракт хины с Карони – снадобья, которые заставил ее выпить Золтан Каррас. Хотя часа в три или четыре температура вновь поднялась, сейчас – без тряски похода – она спала спокойно, от всего отключившись.
– Дня через два или три она поправится, – уверенно объявил венгр. – Это всего лишь легкая лихорадка, которая появляется и исчезает в здешних местах в зависимости от душевного состояния больного и нагрузок, которым он подвергается. – Он помолчал. – Нет сомнения, что вчера вечером она испытала сильное напряжение.
– А не могло так случиться, что ее заразили индейцы?
– У Айзы нет рвоты. У них, судя по всему, что-то другое. Не знаю что, но другое.
– Что-то серьезное?
– Возможно.
– И вас это не волнует? – с некоторой досадой спросил Асдрубаль.
– Меня больше волнует то, что могло бы случиться с нами, – чистосердечно ответил венгр. – Здесь из пяти родившихся детей только один имеет шанс стать взрослым и продолжительность жизни редко превышает сорок лет. К этим людям смерть приходит каждый день, со светом, и вновь появляется каждую ночь, с темнотой. Они не придают этому значения, потому что уверены в том, что это всего лишь переход в «Море, которое наверху» – небо, которое для них не что иное, как второе море, висящее очень высоко, с твердым и прозрачным дном, чтобы вода не упала. Однажды, много веков назад, оно разбилось, землю затопило, и все ее обитатели погибли, за исключением одного мужчины и одной женщины, которые укрылись на горе Дуйда. – Он слегка улыбнулся. – У них тоже был свой «Всемирный потоп». И свое «восстание Люцифера».
– «Восстание Люцифера»?
– Вроде того. – Золтан Каррас зажег свою трубку и, откинувшись к стволу дерева, неподалеку от спящей Айзы, обвел взглядом группу воинов, которые по-прежнему каменными изваяниями застыли вокруг костра, прежде чем повернуться к своим слушателям – Асдрубалю и Себастьяну. – Согласно древнему сказанию, Мауари, плохой ангел, обитал в глубокой пещере, ненавидя и завидуя Нэпе, доброму духу, творцу Вселенной, который царил на вершине горы Дуйда. Однажды Мауари убедил большую часть зверей восстать против Повелителя. Тот, видя такое дело, позвал на помощь некоторых животных, сохранивших ему верность. Завязалось долгое сражение на водах реки Гуаиния, в то время спокойных, а с тех пор превратившихся в разливанное море водопадов и потоков, и наконец сторонники Напы одержали верх над Мауари и бросили его на дно мрачного омута, где он теперь и обретается в компании кайманов и анаконд. И тогда Нэпа в наказание зверям создал существо, в которое вложил понемногу того плохого, что было в каждом из них: хитрость лисы, жестокость ястреба, коварство змеи, свирепость ягуара, лицемерие каймана, злобность летучей мыши-вампира и тщеславие павлина. Иными словами, создал человека, чтобы тот их преследовал, пожирал и уничтожал, не трогая лишь тех, которые были ему верны: этих он наделил отталкивающей наружностью. Вот почему с тех пор человек не может есть грифов, жаб, скунсов, хамелеонов, муравьедов, дельфинов: они в свое время защитили своего Создателя.
– Красивая легенда.
– Этот край полон легенд. И тайн. И людей, способных с первого взгляда понять, что Айза – избранница богов и что эти боги, как правило, своенравны и получают удовольствие, подвергая ее страшным испытаниям, чтобы убедиться в том, что она достойна любви, которую они к ней питают.
– Ничего себе любовь! – возмутился Асдрубаль. – Не могли бы они оставить ее в покое, а заодно и нас?
– Вы действительно этого хотите?
– Что вы хотите сказать?
– Просто спрашиваю себя, что бы вы делали, если бы Айзы не было на свете. Вероятно, рыбачили и продолжали бы рыбачить, пока старость и артрит не помешали бы вам держать в руках снасти. – Он покачал головой. – Незавидная доля, как мне не улыбалось всю жизнь выращивать картошку. Вот почему, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, сколько всяких бед со мной приключилось, я считаю, что они пошли мне на пользу, потому что гораздо большим несчастьем, по-моему, было остаться в Венгрии и прожить жизнь полуграмотного бедняка крестьянина. Где только мне не довелось побывать, с кем только не познакомиться, научиться стольким премудростям, пережить столько чудесных мгновений, любить женщин, – все это дорогого стоит, и я с удовольствием расплатился по полной. Точно так же возможность находиться рядом с сестрой и наблюдать чудеса, которые творятся вокруг нее, требует от вас самоотречения, и вам следует с этим смириться.
– Слишком большая жертва.
– Раз вы оказались здесь, по-прежнему составляете ей компанию и, несмотря ни на что, не собираетесь ее покинуть, значит, эта жертва совсем не кажется вам непосильной.
