Он мрачно посмотрел в полные слез глаза Боуэлза и заметил в них странную перемену. Он ясно понял, что слезы — хитрая уловка, Сэм может вызывать их по своему желанию. Что-то другое горело в тайных глубинах этой души, столь жестокое и злое, что Хэл усомнился, смотрит в глаза человека или загнанного в ловушку дикого зверя.
— Ты думаешь, ты ненавидишь меня, Генри Кортни? Ты не знаешь, что такое подлинная ненависть. Мысль о твоем отце, кричащем на дыбе, приводит меня в восторг. Это сделал Сэм Боуэлз. Вспоминай об этом каждый день своей жизни. Сэм Боуэлз может умереть, но он сделал это! — Голос негодяя поднялся до крика, на губах выступила пена. Собственное зло переполняло его, и его речь стала почти нечленораздельной. — Это мой корабль, мой, мой! Я стал бы капитаном Сэмом Боуэлзом, если бы не ты. Пусть же дьявол в аду напьется твоей крови! Пусть спляшет на гниющем трупе твоего папаши, Генри Кортни.
Хэл отвернулся от этого отвратительного зрелища, стараясь не слышать крики.
— Мистер Тайлер. — Он говорил очень громко, чтобы экипаж разбирал его слова сквозь вопли Сэма. — Не будем больше тратить на это время. Пленник будет немедленно повешен. Набросьте веревку на грот-рею.
— Гандвейн! — выкрикнул предупреждение Аболи. — Обернись!
И бросился вперед, чтобы вмешаться, но опоздал. Сэм Боуэлз сунул руку под набедренную повязку. Под ней к ноге были привязаны кожаные ножны. Он был быстр, как нападающая гадюка. В его руке серебром сверкнуло лезвие стилета, красивого, как девичья безделушка. Резким движением он метнул стилет.
Хэл, услышав предупреждение Аболи, начал оборачиваться, но Сэм опередил его. Кинжал пролетел разделявшее их расстояние, и Хэл приготовился к тому, что бритвенно-острое лезвие разрежет его плоть. И на мгновение усомнился в своих чувствах, потому что никакого удара не ощутил.
Он опустил взгляд и увидел, что Сакина протянула руку, закрывая его от удара. Клинок вонзился на дюйм ниже локтя и погрузился по самую рукоять.
— Боже, защити ее! — крикнул Хэл, схватил Сакину и привлек ее к себе. Оба смотрели на лезвие кинжала, торчащее из ее руки. Аболи добрался до Сэма Боуэлза через мгновение после того, как тот метнул стилет, и ударом кулака швырнул его на палубу. Нед Тайлер и еще десять человек схватили его и поставили на ноги. Сэм ошеломленно крутил головой: удар Аболи оглушил его. Из рта у него шла кровь.
— Забросьте веревку на грот-рею, — крикнул Нед Тайлер, и кто-то бросился исполнять приказ. Матрос пробежал по грот-рее, и минуту спустя веревка, пройдя через блок, спустилась на палубу.
— Лезвие ушло глубоко, — прошептал Хэл, прижимая Сакину к себе и осторожно поднимая ее раненую руку.
— Оно тонкое и острое. — Сакина храбро улыбнулась. — Такое острое, что я его почти не чувствую. Вынь его поскорее, дорогой, и все быстро заживет.
— Помоги мне! Держи ее руку, — сказал Хэл Аболи, который подбежал к ним, схватил рукоять кинжала и одним быстрым движением вырвал лезвие из плоти Сакины. Оно вышло с удивительной легкостью.
Сакина сказала:
— Вреда почти нет, — но щеки ее побледнели, а на ресницах повисли слезы. Хэл подхватил ее на руки и понес в каюту на корме. Его остановил дикий крик.
Сэм Боуэлз стоял под свисающей веревкой. Нед Тайлер завязывал за его ухом петлю. Четверо моряков ждали, держа в руках конец веревки.
— Твоя шлюха мертва, Генри Кортни! Мертва, как и твой ублюдок отец. Сэм Боуэлз убил их обоих. Покойся в мире, кровавый капитан Кортни, и вспоминай меня в своих молитвах. Я тот, кого ты никогда не забудешь.
— Это всего лишь небольшой порез. Принцесса сильная и смелая девушка. Она будет жить, — сказал Хэл Сэму Боуэлзу. — А умрешь ты, Сэм Боуэлз.
Он сделал знак морякам, державшим конец веревки, и они начали отходить, дружно шлепая босыми ногами по палубе.
За мгновение до того, как веревка натянулась и сдавила ему горло, Сэм Боуэлз снова крикнул:
— Получше взгляни на лезвие, которое порезало твою непотребную девку, капитан. Думай о Сэме Боуэлзе, когда коснешься его острия.
Веревка перехватила ему горло и подняла в воздух, и следующие слова умерли, не дойдя до губ.
Экипаж выл по-волчьи, глядя, как Сэм Боуэлз в петле поднимается в воздух, а палуба «Золотого куста» уходит вниз. Он сучил ногами так, что кандалы звенели, как колокольчики на санях.
Он еще дергался, когда его шея прижалась к блоку на конце реи высоко над палубой.
— Пусть висит всю ночь, — приказал Нед Тайлер. — Утром срежем и бросим его акулам.
Он наклонился, поднял стилет с палубы, куда его бросил Хэл, и его загорелое лицо посерело.
— Святая Мария, только не это!
Он снова взглянул на труп Сэма Боуэлза, качавшийся высоко над ним.
— Ты слишком легко умер. Будь ты моим пленником, я бы убивал тебя сто раз, каждый раз более мучительно.
Хэл положил Сакину на койку в капитанской каюте.
— Я хотел бы обеззаразить рану, но раскаленное железо оставит шрам. — Он наклонился, разглядывая рану. — Рана глубокая, но крови почти нет.
Он вытер руки куском чистой тряпки, которую Аболи достал из сундука в изножье кровати.
— Принеси мою сумку, — приказала Сакина, и Аболи немедленно повиновался.
Едва они остались одни, Хэл наклонился и поцеловал ее в бледную щеку.
— Ты приняла на себя бросок Сэма, — прошептал он, прижимаясь к ней лицом. — Ты рисковала ради меня своей жизнью и жизнью ребенка в твоем чреве. Это плохо, любовь моя.
— Я бы сделала то же…
Сакина замолчала, и он почувствовал, как она напрягается в его руках.
— Что с тобой, моя милая?
Он отстранился и посмотрел ей в лицо. У него на глазах из пор ее кожи начали проступать капли пота, как капельки росы на желтой розе.
— Тебе больно?
— Жжет, — прошептала она. — Жжет хуже твоего раскаленного железа.
Он быстро развернул повязку и увидел, что рана за короткое время изменилась. Рука разбухала у него на глазах, как обитающая в коралловых рифах рыба, которая раздувается в несколько раз, когда ей угрожает хищник.
Сакина подняла руку и прижала к груди. Она невольно застонала: боль заполняла ей грудь словно расплавленным свинцом.
— Не понимаю, что происходит. — Ее была крупная дрожь. — Это неестественно. Смотри, как она меняет цвет.
Хэл беспомощно смотрел, как ее рука продолжает раздуваться и покрывается алыми и пурпурными пятнами, которые постепенно поднимаются до плеча. Из раны начала сочиться вязкая желтая жидкость.
— Что мне делать? — воскликнул он.
— Не знаю, — с отчаянием ответила она. — Это превосходит мое понимание. — Судорога боли исказила ее лицо, спина выгнулась. Потом это прошло, и Сакина попросила: — Мне нужна моя сумка. Я не могу терпеть такую боль. У меня есть порошок опиумного мака.
