— Ясси! Все в порядке! Давай.
Она была настолько меньше его, что смогла ползти на четвереньках. Очень скоро свет усилился, и она увидела Дориана, сидящего у выхода из туннеля. Перед ними был плотный покров растительности, но за ним светило солнце.
— Где мы? — спросила Ясмини, садясь рядом с Дорианом.
— Не знаю.
Он очень осторожно развел стебли.
Они находились в углублении, окруженном рухнувшими стенами из коралловых глыб, распавшихся от времени и непогоды. Вся местность густо заросла зеленью.
— Оставайся здесь! — сказал Дориан и выбрался на солнечный свет. Осторожно поднялся на развалины и осмотрелся.
Он увидел пальмы и зеленый мангровый лес, а за ним белый песок и ярко-синий океан. Дориан узнал это место: он бывал здесь, когда выходил из зенана.
— Мы за пределами зенана, — удивленно сказал он. — Туннель проходит под стеной.
— Я за всю жизнь ни разу не выходила.
Ясмини поднялась за ним.
— Слушай, это пляж? А нельзя нам туда пойти, Доули?
Они услышали голоса и быстро спустились в углубление. Ниже их убежища, не поднимая голов, прошла группа женщин. Это были рабыни-суахили, черные девушки с открытыми лицами и большими вязанками хвороста на головах. Они удалились, и их голоса стихли.
— Мы можем пойти на берег? — взмолилась Ясмини. — Ненадолго и всего один раз.
— Нет, глупая девчонка! — строго ответил Дориан. — Рыбаки увидят нас и расскажут Кушу. И на кладбище появится еще одна могила. Ты знаешь, что бывает с девушками, которые его не слушаются.
Он снова спустился к входу в туннель.
— Пойдем.
— Может, Всевышнему угодно, чтобы я никогда не поплавала с тобой в океане, — печально сказала она, по-прежнему глядя за деревья.
— Спускайся, Ясси. Нам пора.
Слова Ясмини встревожили Дориана.
Всякий раз как он уходил и в одиночестве плавал в океане, он чувствовал себя виноватым, и, хотя девочка больше не упоминала об этом, ее просьба постоянно звучала в его памяти.
В последующие недели он незаметно разведал местность за восточной стеной зенана и обнаружил между деревьями множество заросших развалин. Они почти целиком были покрыты растительностью, а у их подножия муссон намел холмы песка. Дориану потребовалось несколько дней, чтобы отыскать кусты и коралловые глыбы у входа в туннель. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он перебрался через развалины и оказался в углублении со входом в туннель.
Несколько часов он расчищал вход, чтобы сделать доступ к нему проще и безопаснее, потом снова закрыл его опавшими пальмовыми листьями и сухими ветками, чтобы суахили, собирающие дрова, его случайно не заметили.
У своего друга Мустафы, конюха принца, Дориан выпросил грязную потрепанную канзу, на которой заплат было больше, чем исходного материала, и такую же грязную кеффию, которую больше не носили даже конюхи. Все это он скатал и спрятал у выхода из туннеля. Подождал полнолуния и, когда все было готово, спросил Ясмини:
— Хочешь поплавать в океане?
Она удивленно посмотрела на него, и ее личико сморщилось.
— Не смейся надо мной, Доули, — попросила она.
— Сегодня вечером приходи ужинать со мной и Тахи. После молитвы Магриба поблагодари Тахи и скажи, что тебе нужно вернуться к матери. Но вместо этого приходи сюда и спрячься под цистерной.
Лицо девочки медленно просияло, глаза заблестели.
— Твоя мать будет думать, что ты с Тахи, а Тахи — что ты с матерью. Я вскоре приду сюда за тобой.
— Да, Доули.
Она энергично кивнула.
— Ты ведь не побоишься прийти сюда в темноте?
— Нет, Доули!
Она так отчаянно замотала головой, что та грозила сорваться с плеч.
— Шайтанку с собой не бери. Оставь ее в клетке. Обещаешь?
— Обещаю от всего сердца, Доули.
Весь вечер Ясмини была так беспокойна и разговорчива, что Тахи проницательно взглянула на нее.
— Что тебя тревожит, дитя? Ты болтаешь, как стая попугаев, и ерзаешь, будто у тебя в штанах горячий уголь. Ты снова ходила по солнцу с непокрытой головой?
Ясмини проглотила последний кусок и вытерла чашку пальцами правой руки. Потом встала.
— Мне пора, Тахи. Мама велела мне вернуться пораньше…
— Но ты еще не поела! У меня приготовлены твои любимые лепешки из кокоса с шафраном.
— Я не хочу есть. Мне пора. Я приду завтра.
— Сначала помолись, — остановила ее Тахи.
— Хвала и благодарность всемогущему Аллаху за то, что дал нам еду и питье и сделал нас мусульманами, — выпалила Ясмини и снова вскочила. И исчезла раньше, чем Тахи смогла ее остановить.
Дориан немного подождал, потом встал и небрежно потянулся.
— Погуляю по саду.
Тахи сразу начала заботливо поучать его:
— Будь очень осторожен, аль-Амхара. Не думай, что Куш простил тебя.
Дориан быстро ушел, чтобы избежать дальнейших наставлений.
— Ясси? — негромко окликнул он, поднимаясь по ступенькам на террасу. Голос у него ломался и звучал хрипло: так было уже какое-то время, особенно когда он нервничал или волновался. — Ясси?
На этот раз вышло совсем хрипло.
— Доули, я здесь.
Она выбралась из-за цистерны и побежала ему навстречу. Луна еще только вставала за внешней стеной зенана. В ее свете Дориан провел Ясмини к отверстию Дороги Ангела, как они стали называть между собой тайный проход. Он залез туда первым и отыскал лампу и огниво там, где их оставил.
Когда фитиль ровно разгорелся, он позвал Ясмини и подхватил ее маленькое тело, когда девочка скользнула по старой двери. Она уцепилась за его одежду, и он повел ее по туннелю.
Когда добрались до расчищенного Дорианом завала, он погасил лампу.
— Нельзя показывать свет, — предупредил он.
Последние несколько ярдов они двигались на ощупь и наконец сквозь растения, закрывавшие выход из туннеля, увидели лунное сияние. Дориан поискал сверток старой одежды, оставленный в нише в стене туннеля.
— Вот. Надевай! — приказал он.
— От нее воняет, — возразила Ясмини.
— Хочешь со мной или нет?
Она больше не возражала — зашуршала одежда; Ясмини сбросила платье и через голову надела канзу.
— Я готова, — возбужденно сказала она.
Он вывел ее на лунный свет. Одежда была ей велика, и на ходу она спотыкалась. Дориан наклонился и оторвал подол ее одеяния на уровне щикотолок, потом помог надеть на голову кеффию, чтобы скрыть длинные волосы.
— Подойдет, — сказал он наконец, осмотрев Ясмини.
Она казалась мальчишкой-обованцем, каких множество бегает по улицам города и по пляжам. Сын рыбака, может быть, или сборщик хвороста в мангровом лесу.
