Ушаков поставил свою палатку неподалеку от яранги Иерока.
Наконец спустили на воду гидросамолет. Всю дорогу эскимосы, наслышанные об этой чудесной машине, пытались ее рассмотреть, отгибая брезент, которым был покрыт фюзеляж и снятые крылья. Самолет по сравнению с быстро летящими птицами казался беспомощным и неуклюжим.
— Если он не поднимется, — задумчиво произнес Кивьяна, — все будут очень громко смеяться, а кожаным людям станет стыдно.
«Кожаными людьми» эскимосы назвали летчика Кальвица и бортмеханика Федукина за их куртки и плотно прилегающие летные шлемы.
Из яранг вышли все, кто мог двигаться, даже самые немощные старики. Сгрудились на берегу.
Самолет отцепился от судна, и бортмеханик, стоя на поплавке, веслом отогнал машину от борта «Ставрополя».
— Я бы мог одолжить им парус, — заметил Тагью.
Но скептическое и насмешливое настроение сменилось удивлением, когда, несколько раз чихнув и выпустив быстро тающее голубое облачко дыма, на самолете завелся мотор и крутящийся пропеллер слился в один сверкающий круг.
Гидросамолет побежал по воде, наращивая скорость, обгоняя и распугивая птиц, и вдруг все увидели, как он оторвался от воды и взмыл в воздух, удаляясь от бухты Роджерс.
— Как настоящая птица! — удивленно пронеслось в толпе.
— Быстрее ветра летит!
— Вон, смотрите, как далеко улетел!
Иерок вместе со всеми смотрел вслед самолету, и изумление, восхищение разумом и умением человека переполняло его душу.
— А они вернутся обратно? — спросил он с тревогой.
— Вернутся, — уверенно ответил Ушаков. — Куда они денутся?
— Небо большое, — раздумчиво проронил Иерок. — Гораздо больше земли…
После этого продолжить работу на берегу оказалось не так легко. Время от времени кто-нибудь из эскимосов останавливался прямо с мешком на спине или доской на плече и подолгу смотрел в ту сторону неба, где скрылся самолет.
Когда на горизонте обозначилась быстро увеличивающаяся точка, возбуждение людей, как показалось Ушакову, было еще сильней.
— Возвращаются! Возвращаются! — радостно закричали эскимосы, побросав работу. — Они вернулись!
А когда Кальвиц с бортмехаником вышли из причаленного к берегу самолета, каждому не терпелось подойти и удостовериться в том, что они за время полета нисколько не изменились, остались такими же людьми, как и прежде.
Удивительно, но возвращение летчиков подстегнуло эскимосов, словно прибавило им силы, и все, что было упущено, пока снаряжали самолет и ждали его назад, они наверстали.
В тот же вечер заложили даже фундамент жилого дома на пригорке, выбранном по совету Иерока.
Дом, спроектированный Ушаковым, был построен еще во Владивостоке; потом на нем тщательно пронумеровали все бревна, доски, балки, рамы и разобрали, Теперь его оставалось только заново собрать и утеплить.
Поздно вечером Ушаков, усталый, ввалился в палатку и не успел улечься на постель из оленьих шкур, как услышал снаружи голос Иерока:
— Умилык, можно войти?
— Входи, входи, Иерок.
Иерок вполз в тесную палатку и пристроился в ногах Ушакова.
— А нельзя нам оставить железную птицу здесь? — спросил Иерок. — Больно хороша машина.
— К сожалению, самолет должен вернуться во Владивосток, — ответил Ушаков. — Мне бы самому хотелось иметь его здесь, но увы… Наша республика еще не так богата, чтобы держать на острове такую дорогую машину…
И все же надо было найти время, чтобы воспользоваться самолетом для первого знакомства с островом, хотя бы пока с высоты. Закрыв за Иероком палатку, Ушаков решил не откладывать это и лететь завтра же утром, пока позволяет погода.
Утром, напившись чаю, Ушаков вышел из палатки и направился к самолету. На берегу уже толпились люди. Некоторые даже осмелились подойти по мелководью в своих непромокаемых летних торбазах к машине вплотную, чтобы дотронуться рукой до металла, до поплавков, коснуться пропеллера. Нанехак в меховом комбинезоне сидела на берегу и широко раскрытыми глазами смотрела на самолет.
— Доброе утро, Нана, — поздоровался с ней Ушаков. — Хочешь полетать со мной?
— Я? — недоверчиво протянула Нанехак. — Разве я могу полететь на железной птице?
— А почему нет? Любой человек, если он хочет, может подняться в небо на этой машине.
Нанехак удивленно взглянула на Ушакова, и в ее взгляде он прочитал не только недоверие к своим словам, но и обиду за такую, как ей казалось, неуместную шутку.
Подошел Иерок.
— Вот Нана не верит, что она может полететь на самолете… — весело сказал ему Ушаков.
— И правильно делает, что не верит, — недовольно заметил тот. — Нечего ей делать на небесах.
Нанехак встала и, сверкнув глазами, пошла к яранге.
— Зачем обидел дочку? — мягко упрекнул Ушаков. — Может, она и впрямь хотела полететь с нами?
— Каждый человек хочет летать, — назидательно произнес Иерок. — Это его вечная мечта. Но не каждому это дано…
— Но ведь Кальвиц летает! — возразил Ушаков.
— Ему дано, — спокойно ответил Иерок.
— И я вот сейчас полечу, — продолжал Ушаков.
— И тебе дано, — помедлив, сказал эскимос.
— И ты можешь вместе со мной полететь!
Иерок как-то искоса глянул на Ушакова. В первое мгновение в глазах его мелькнула обида, сомнение. — Это правда?
— Пошли со мной! — Ушаков потянул его за рукав.
— Подожди, подожди, — Иерок осторожно освободил рукав и оглядел берег. Чуть поодаль стояли его соплеменники, которые слышали разговор и с любопытством ждали, чем все это закончится.
— Но у нас тут много работы, — важно произнес Иерок. — Вон еще сколько груза надо перенести и сложить… Если ты улетишь, если я улечу, кто останется здесь? А потом, ты слышал: у нас кончилось моржовое мясо. Кому-то надо охотиться… У нас много работы тут, на земле… Если ты не очень настаиваешь, то я полечу в следующий раз.
Ушаков понял его.
— Ты совершенно прав, Иерок! Оставайся тут за старшего. Пусть все бревна перенесут к фундаменту. А если у вас будет добыча, оставьте мне кусок моржовой печенки.
— Хорошо, умилык, — с достоинством сказал Иерок. — Лети.
Ушаков, осторожно поднявшись на скользкий поплавок, сел в кабину. Взревел мотор, и машина медленно двинулась по воде, выбираясь на стартовую точку. Огромные стаи птиц разлетелись в разные стороны, убегая от не виданного прежде грохочущего чудовища.
Ушаков почувствовал необычное возбуждение, радость, от вчерашней усталости не осталось следа.
Под крыльями пронеслась бухта Роджерс, наполовину возведенные стены будущего дома, россыпь яранг на галечной косе, заваленный грузом берег и темная громада «Ставрополя». Шлейф от дымовой трубы уходил далеко, покрывая редкие ледовые поля.
