– Вы поступили правильно. Посмотрим, что у него есть.
Вошли два капрала и принялись меня обыскивать. Но им не повезло. Несколько франков, изорванный носовой платок, маленький гребень и кусок мыла – это было все, что они нашли. Мыло я носил с собой как доказательство того, что принадлежу к цивилизованной расе, потому что по моей внешности это не всегда можно было установить. А в доказательстве я иной раз нуждался.
– Разрежьте мыло, – приказал капралу командир.
Но и внутри не оказалось ничего, кроме мыла. Очевидно, комендант надеялся найти там шоколад.
Потом меня заставили снять сапоги и носки и тщательно их исследовали.
Но если даже полицейские, – а их было так много, – не сумели найти у меня того, что искали, то где же было тягаться с ними неопытным капралам. Пусть бы все эти люди сказали мне, что они всегда ищут, я охотно ответил бы им, есть ли это у меня или нет. И они избавили бы себя от лишнего труда. Впрочем, тогда им нечего было бы делать.
Должно быть, это очень ценная вещь, что ее во всех странах ищут у меня в карманах. Может быть, планы какой-нибудь засыпанной золотоносной россыпи или обмелевшего алмазного дна. Комендант почти выдал себя, он упомянул уже о каких-то планах; но тут же спохватился, что чуть не выболтал страшной тайны, в которую, очевидно, посвящены только полицейские и солдаты.
– Я одного не могу понять, – снова обратился комендант к лейтенанту, – как могло случиться, что он прошел мимо постовых, не будучи замечен и вовремя задержан?
– В эти часы движение на близлежащих дорогах почти прекращается. Согласно распоряжению господина коменданта, я отдал приказ, чтобы в эти часы обучение производилось на противоположной площадке. Здесь же оставался бы только патруль, которому поручено охранять входы. Очевидно, он прокрался между двумя патрулями. Я позволю себе на основании этого инцидента предложить господину коменданту установить в будущем занятия с солдатами в три смены, дабы не уменьшать патруль.
– Мы не предполагали возможности такого инцидента. Я придерживался данных мне инструкций, о недостатках которых я, если вы припомните, уже докладывал. Теперь мы имеем сильный аргумент в пользу нашего проекта. Это чего-нибудь стоит. Как вы находите?
Какое мне было дело до их инструкций и проектов, и почему они обсуждали свои дела в моем присутствии? Впрочем, зачем им было таиться перед мертвецом?
– Откуда вы? – обратился ко мне комендант.
– Из Лиможа.
– В каком месте вы перешли границу?
– В Страсбурге.
– В Страсбурге? Ведь этот город вовсе не на границе.
– Я хочу сказать – там, где расположены американские войска.
– Вы хотите сказать, в области Мозеля. Значит, вы перешли границу в области Заара?
– Да, я так и хотел сказать. Я спутал Страсбург с Заарсбургом.
– Что же вы делали все это время во Франции? Попрошайничали?
– Нет, я работал. У крестьян. И когда зарабатывал немного денег, покупал себе билет и ехал дальше, потом опять поступал на работу и, заработав на билет, снова продолжал свое путешествие.
– Куда же вы направляетесь теперь?
– В Испанию.
– Что же вы там будете делать?
– Видите ли, господин комендант, уже недалеко зима, а я не запасся топливом. И вот я надумал: не поехать ли мне в Испанию, там и зимой тепло, там не нужно топлива; можно спокойно сидеть на солнце и целый день уплетать апельсины и виноград. Ведь винограда там тьма по всем шоссейным дорогам, и надо только нагнуться, чтобы сорвать его. А люди рады, если это делает за них кто-нибудь другой, так как для испанцев виноград – только сорная трава, от которой они рады избавиться.
– Значит, вы хотите в Испанию?
– Да, хотел. Но теперь уже не удастся.
– Почему?
– Да ведь меня расстреляют.
– Ну а если я не велю вас расстрелять, а отправлю ближайшим путем в Германию? Можете ли вы мне обещать, что вернетесь обратно в Германию, если я вас освобожу?
– Нет.
– Нет? – он бросил на лейтенанта выразительный взгляд.
– Лучше расстрел. В Германию я не поеду. Я не желаю расплачиваться за ее долги. Но помимо этого, я решил уехать в Испанию, и я поеду в Испанию и больше никуда. Если же меня расстреляют, – поездка, конечно, не осуществится. Испания или смерть. А теперь можете делать со мной все, что угодно.
Комендант рассмеялся, а вслед за ним и лейтенант. Затем комендант сказал мне:
– Милый юноша, это спасло вас. Я не скажу вам почему, во избежание злоупотреблений. Но вы убедили меня в том, что я могу отпустить вас на волю, не нарушая своего долга. Что вы скажете на это, лейтенант?
– Я вполне согласен с вами, господин комендант, и не нахожу в вашем решении ничего отягощающего мою совесть и честь.
Комендант продолжал:
– Вы немедленно будете отправлены под стражей на испанскую границу и переданы испанской пограничной страже. При этом считаю необходимым предупредить вас, что в случае вашего нового появления в местности, даже не на территории нашей крепости, в ближайшие же два часа после вашей поимки – ваша судьба будет решена в известном уже вам смысле. Никакие оправдания во внимание приняты не будут. Вы поняли, что я хочу этим сказать?
– Да, господин комендант.
– Хорошо, это все. Можете идти.
Но я продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– У вас есть еще вопрос?
– Разрешите мне предложить один вопрос господину лейтенанту.
Комендант изобразил изумление на своем лице, но еще большее изумление было написано на лице лейтенанта. Комендант посмотрел на лейтенанта так, словно уже видел его стоящим пред военно-полевым судом. Его подозрения имели некоторое основание: лейтенант и вправду был моим союзником.
– Пожалуйста, предлагайте ваш вопрос.
– Простите, господин лейтенант, я еще не завтракал.
Комендант и лейтенант залились оглушительным смехом, и комендант прорычал через стол лейтенанту:
– Ну теперь у меня уже нет никаких сомнений относительно благонадежности этого человека.
– У меня тоже вчера рассеялись все подозрения, – сказал лейтенант, – когда я спросил у него, хочет ли он есть.
– Хорошо. Вы получите и завтрак, – сказал комендант, все еще смеясь.
Но у меня еще кое-что лежало на сердце.
– Господин лейтенант, так как это уже мой последний завтрак у вас, мой прощальный завтрак, могу ли я попросить офицерский завтрак, двойную порцию? Мне так хочется унести о вашем форте самые лучшие воспоминания.
Комендант и лейтенант заревели на всю комнату, и от этого рева, казалось, дрожал весь форт.
И среди этого звериного рева комендант выкрикивал отдельные слова, с трудом пытаясь связать их в ряды, которые все время рвались, рассекаемые его безудержным смехом:
