Почему с ним в это новое путешествие вновь увязались Джилрой и Аника, конфидент более-менее догадывался. Причастность к общей тайне способно объединять не хуже дружеских или брачных уз. Но вот почему он никак не воспрепятствовал этим двоим, не отмахнулся от их желания участвовать — Ролан и сам до конца не понимал. Как не понимал, впрочем, и много другого, в жизни происходящего и большинству кажущегося обычным.
И вот теперь все трое стояли у ворот крепости Прирожденных, на их жутковатом и напрочь лишенном природных красот острове. Стояли, вынужденные довольствоваться лишь общением с сотканным из облаков лицом. Единственным переговорщиком, коего здешние хозяева пока сочли достойным общаться с незваными гостями. А открывать ворота или хотя бы перекинуть мост через ров с лавой почему-то желанием не горели.
Впрочем, кое-что вселило-таки в души Ролана и его спутников толику надежды. При виде черной фигуры, некогда извлеченной из сундука с сокровищами, облачное «лицо» вроде как покосилось в ее сторону. Тогда, всего на миг, но промелькнуло в нем что-то живое.
— Прирожденные не признают королевской власти, — важно изрекло «лицо» затем, — и ничьей власти не признают. Ни у одного правителя смертных не хватит сил захватить этот остров и нашу обитель. Но вещь, которая попала в твои руки, смертный, принадлежит Прирожденным… вернее, отдана для хранения.
Показалось… или на последней фразе ровный голос магического переговорщика таки дрогнул?
— Только поэтому мы примем тебя, смертный, и твоих спутников. Но прежде вы все… каждый из вас должен ответить на один вопрос. Каждый отвечает за себя. Слушайте. Допустим, какой-то злодей причинил тебе, смертный, великие несчастия. Ограбил, убил кого-то из близких, сжег дом. Возжаждав мести, ты пошел по его следу. Ты гнался за ним днями и ночами, пока, наконец, не настиг. И не обнаружил недруга своего спящим. И вот, собственно, вопрос. Убьешь ли ты злодея и обидчика, воспользовавшись его беспомощным состоянием? Решишься ли на такую подлость… не будучи уверен, что сможешь сладить с ним в честной схватке?
— Почему нет, — хмыкнув, первым отозвался Джилрой, — во-первых, он сам поступил нечестно, когда мне подгадил. Так ведь? А во-вторых, всегда лучше убить, чем быть убитым.
— Я бы тоже… воспользовался, — отвечал в свою очередь Ролан, заодно вспомнив ночное нападение на логово банды Беспутной Бетти, — скажу даже больше, не так давно я сам и поступил… подобным образом. Только неувязка у вас. Даже две. Первая: если мой враг одинок и если он такой прожженный злодей, он вряд ли будет столь беспечен, чтобы подпустить меня к себе так близко, да еще когда спит. А вторая: даже если мой враг будет бодрствовать, честной схватки у нас все равно не получится. Подобные люди обычно не сражаются честно.
Однако на разглагольствования его облачное «лицо» уже не обращало внимания — устремив взор теперь к Анике. Та даже смутилась, потупилась под этим пристальным взглядом.
— А я… никогда никого не убивала, — в нерешительности молвила Аника, — лично, по крайней мере. И, надеюсь, никогда не придется.
Позднее Джилрой готов был держать пари хоть на все сокровища мира, что ответ именно его юной спутницы повлиял на решение обитателей черной крепости. Так или иначе, а почти мгновение спустя после произнесенных Аникой слов от тропы к воротам, через ров протянулся мост. Протянулся, точно вырос прямо из земли. Или возник из воздуха — кому как больше нравится.
Мост состоял из каменных плит. И был не то чтобы узкий, но даже двум человекам разойтись на нем было бы нелегко. Вдобавок, глупыми удобствами вроде перил опять-таки зодчий магический себя не утруждал. Так что передвигаться по мосту следовало осторожно, без беготни и суеты.
А ровно в тот же миг, когда Ролан, Джилрой и Аника преодолели мост и подошли к воротам, металлические створки разошлись. Сами собой и ни раньше, ни позже. И оставались раскрытыми столько времени, сколько потребовалось трем гостям, чтобы пройти во двор крепости.
* * *
Телохранитель конфидента, Крогер, оказавшись в обители Прирожденных, наверняка не преминул бы сострить в обычной своей манере. Предположив, что хозяева здешние наверняка даже подтираются и сортир чистят с помощью волшебства.
Но, увы, и еще тысячу раз, увы: ничего сказать бывший капитан городской стражи Нэста уже не мог. Потому как сложил голову на Из-Монта-Фог, в схватке с пиратами — подручными Гобана Золотого. Причем погиб отважный телохранитель, как ни крути, в том числе из-за самонадеянности охраняемого им Ролана. Ведь именно конфидент отказался тогда от сопровождения в лице матросов с «Перста Сабрины». Отказался с тошнотворно-презрительной небрежностью, никак не достойной доверенного лица короля.
Осознание тогдашнего своего просчета весьма тревожило совесть сэра Ролана. Не давая ни забыть своей вины, ни отрицать ее. Потому, добившись теперь аудиенции у самых могущественных магов мира, конфидент позволил себе хоть осторожную, но надежду. Надежду на то, что Прирожденные как-нибудь помогут ему исправить содеянное, вернуть Крогера к жизни. Даром, что прибыл сюда Ролан совсем с другой миссией.
Так или иначе, но впечатление внутренняя обстановка в черной крепости произвела именно такое, что могло бы вызвать остроту Крогера — грубую, но по сути. По другую сторону крепостной стены конфидент и его спутники не увидели никаких хозяйственных построек, вроде амбаров, хлевов и мастерских. Только дома в один-два этажа, сложенные из каменных плит и с почти плоскими крышами. Не было и никаких работников, никакой обслуги. И мусорных куч, неизбежно возникающих в любом поселении разумных существ, гости не заметили тоже.
Вообще, крепость оказалась какой-то неестественно безлюдной. И потому была погружена в тишину, непривычную, наверное, любому, кроме совсем уж безнадежных отшельников. Здесь не разносился гул голосов — никто не кричал от боли, гнева или просто в попытках обратить на себя внимание. Никто не беседовал, не смеялся и не плакал. Не стучали топоры и молоты, не слышался цокот копыт по мостовой, не позвякивали монеты и не звонили колокола. Большинство домов выглядели заброшенными, негостеприимными из-за наглухо закрытых дверей и ставен. А из всех местных обитателей, сколько бы их ни было, встречать Ролана и спутников вышел один-единственный человек.
Передвигался он навстречу гостям легко, непринужденно и изящно. И чувствовалась в движениях Прирожденного та естественная мягкость, что присуща любому животному семейства кошачьих, но нечасто оказывается свойственной двуногим существам.
