Нас уже поджидали венецианские купцы. Они готовы были купить все, но по дешевке. Причем договорились не повышать цену. Я собрал командиров на совещание¸ объяснил ситуацию и предложил:
– Кто хочет, может забрать свою долю и сам продать. Тем, кто не спешит, предлагаю устроить аукцион.
Такой тип торгов здесь уже знали, но применяли редко и обычно с малыми партиями товара. Я им показал, как аукционы будут проводить в будущем. В первую очередь известил о торгах ахейских и заезжих купцов и всех желающих прикупить что-нибудь. Во вторую – нашел хитрого и голосистого грека, бывшего купца, которого обучил, как вести торг, и пообещал ему один процент от продаж. В третью – разбил добычу на лоты. Грек подсказал, что и какими партиями будет лучше уходить.
Аукцион состоялся через неделю на ярмарочном поле возле Кларенцы. Собралось немало купцов, но еще больше зевак. Даже Жоффруа де Виллардуэн прибыл, чтобы понаблюдать за необычным мероприятием. Рыцари презрительно отзывались о купцах, но не о деньгах. Князю Ахейскому принадлежала десятая доля добычи, как и мне. Остальное поделим между всеми участниками похода. Пехотинец получит одну долю, рыцарь – три, барон – пять. Аукционист занял место на изготовленной трибуне, аукционеры – на скамьях, поставленных перед трибуной. Знатные зрители расселись на стульях и скамьях слева, где солнце будет светить им в спину, а остальные зеваки стояли, где смогли занять место.
Первыми лотами шли генуэзские галеры. Они считались более надежными, чем венецианские. Не могу сказать, действительно ли было так или генуэзцы лучше умели рекламировать свою продукцию, потому что плохо разбираюсь в галерах. Изготовлены они были также, как и венецианские. Разве что надводный борт повыше. Все-таки они чаще выходят в Атлантику, чем их конкуренты, да и в западной части Средиземного моря, по моему мнению, волны бывают выше. Венецианцы не собирались задирать цену, надеялись, что галеры и так достанутся им. Каково же было их удивление, когда цену перебил и получил галеру сравнительно дешево никейский купец, который привез сюда железо и медь из Трапезунда. Начиная со второй торг пошел яростный. Венецианцы забыли о сговоре, каждый начал заботиться только о своих интересах. Генуэзская галера с гребцами может за год отбить ту цену, за которую была продана первая. Вскоре зрители начали подбадривать или осмеивать аукционеров. Даже оба Виллардуэна не остались безучастными. Особенно эмоциональным был Вильгельм. Я впервые видел его таким оживленным и готовым кинуться в бой. Наверное, ему надо было родиться купцом. Будущий князь – тоже неплохо, но, видимо, скучновато.
К вечеру была распродана вся добыча, не считая дешевой ерунды, которую разделили межу собой пехотинцы. Мы заработали почти в два с половиной раза больше, чем вначале предлагали венецианцы.
– Это почти также интересно, как рыцарский турнир! – восхищенно произнес Жоффруа де Виллардуэн.
– И более прибыльно, – поддержал его Вильгельм, который получил десять долей, как командир ахейского отряда.
Вроде бы младший брат князя и его наследник находится, так сказать, на полном государственном обеспечении, но он очень обрадовался полученным деньгам. То ли у него есть какая-то тайная страсть, то ли просто очень любит деньги, как и положено купцу, пусть и не в той семье родившемуся.
Мы попировали в Андравиде три дня в кругу ахейских баронов, а потом отбыли в родные края. Шхуна была нагружена трофеями и бочками с вином и оливковым маслом. В моей каюте стояли сундуки с золотыми и серебряными монетами. Я подсчитал и сообщил дружинникам, сколько получит каждый. В предыдущих походах брали и побольше, но и в этом выходило немало.
Узнав, сколько получит, Бодуэн де Реми, произнес в сердцах:
– А я за такие деньги года два рисковал жизнью, по пол отряда терял! Надо было сразу податься в моряки!
– Море много дает и много забирает, – сказал я и уточнил: – Кому-то дает, а у кого-то забирает.
Зимой до Путивля дошла новость, что монголы опять появились у границ Руси. Пока что они выясняли отношения с булгарами, которые разбили и ограбили монгольские тумены, покрывшие себя славой на берегах реки Калки. У меня не очень крепкая память на даты, не помнил, когда начнется так называемое монголо-татарское иго. В память врезался только год Куликовской битвы – номинальное окончание этого самого ига. Приятные даты легче запоминаются. Поэтому решил отложить морской поход. Точнее, долго думал, откладывать или нет? Уже начал склоняться к среднему варианту – таки сходить, но к берегам Трапезундской империи, обернутся по-быстрому. Планы смешало прибывшее посольство от моего «племянника» Изяслава Владимировича, князя Новгород-Северского.
Возглавлял посольство боярин Всеслав Купреяныч – солидный мужчина лет сорока пяти, круглолицый, с длинной, ухоженной, светло-русой бородой и белыми пухлыми руками. Одет в бобровую шапку с золотой запоной, нагольную шубу из черно-бурой лисы, под которой ферязь из червчатой камки и с золотой окантовкой, под которой кафтан из желтого алтабаса и с шитым золотом и украшенным жемчугом ожерельем, под которым зипун из алого атласа, под которым белая шелковая рубаха. Все это роскошество надето так, чтобы можно было разглядеть все слои и понять, с каким богатым, то есть, важным, человеком имеешь честь общаться. Штаны были из черного бархата с золотой каймой, а сапоги из темно-красного сафьяна. Интересно, из чего у него портянки?! Сопровождали боярина четверо одетых победнее. На фоне посла они казались недавно разбогатевшими крестьянами.
Поскольку я не сторонник показухи, мой совет был одет не бедно, но и без насилия над телом. Мы взяли свое видом парадного зала, который заставил послов повертеть головами с приоткрытыми от удивления ртами. Был зал непривычно просторный и высокий. Такой в деревянном тереме трудно соорудить. Да и сидели мои люди не на лавках, а на стульях с подлокотниками и мягкими подушками. Что интересно – каждый на своем. Если кто-то отсутствовал, его место никогда не занимали. Я предложил один раз пересесть, чтобы были поближе, но меня не поняли. Поскольку место это принадлежало игумену Вельямину, при первой же встрече он спросил:
– Чем я тебя прогневил князь?
– Ничем, – ответил я, не понимаю, почему он завел этот разговор.
– А почему на мое место хочешь посадить другого человека? – продолжил допытываться игумен.
Я понял, что его встревожило, и попробовал отшутиться:
– Твое место будет за тобой до смерти или назначения епископом, что почти одно и тоже, а если во время совета кто и посидит на твоем стуле, от тебя не убудет, а ему, может, ума прибавится.
