И тут появился король, вставший спозаранку в это туманное утро, вместе со своей свитой. Король Георг передвигался по слегка покачивающейся палубе как опытный моряк, широко расставляя ноги — когда-то он действительно провел немало времени на море.
— Привет, — сказал король.
— Доброе утро, сир, — ответил Хорнблауэр.
— Туманный день, как? Неблагоприятная погода, как? Как?
Внешность короля и его манеры значительно изменились по сравнению с предыдущим днем — очевидно, пребывание в море принесло ему заметную пользу. Сквозь туман пробился луч света, и внезапно небо над головой прояснилось.
— Там «Корморант, сэр, — сказал Уайт. — Нет… черт побери, это не он.
По корме, на расстоянии около одной мили, теперь можно было различить судно, следовавшее противоположным курсом, и с каждым мгновеньем его очертания становились более четкими. На их глазах судно начало разворачиваться на обратный курс, давая возможность разглядеть его великолепную оснастку и превосходное вооружение с двенадцатью пушечными портами на смотрящем в их сторону борту. Оно поспешно ставило паруса, их белые брезентовые пирамиды вырастали как по мановению волшебной палочки — подобная работа сделала бы честь и королевскому судну.
— Ставьте все паруса, мистер Уайт. Да попроворней.
— Прелестно, прелестно, — произнес король, улыбаясь под лучами солнца. Имел ли он в виду регламентированную суету постановки парусов или вид преследовавшего их судна, осталось неясным.
На «Аугусте» поставили все паруса также споро, как и на другом судне, и теперь Уайт обратил все свое внимание на правильное обрасопление реев, так как они следовали круто к ветру. Через некоторое время он улучил момент и направил свою подзорную трубу на преследователя.
— Янки, черт побери! — воскликнул он, разглядев красные и белые полосы флага, который тот поднял.
— Поднимите наш флаг, мистер Уайт. Королевский штандарт не поднимать.
Ни к чему было извещать американцев, что за приз болтается под их носом. Хорнблауэр уставился в подзорную трубу, рассматривая преследователя. Если тому удастся подойти на короткую дистанцию, то не останется никакой надежды на благополучный исход — он будет вынужден сдаться, так как шестифунтовые пушки выглядели просто пугачами по сравнению с вооружением противника. И затем? Хорнблауэру отказывало воображение при мысли о том, что наступит вслед за этим. Что сделают американцы с захваченным королем — королем, против которого они сражались много тяжких лет поколение назад? Он попытался представить себе, какой эффект вызовет такая новость в Нью-Йорке или Бостоне.
Его так захватила эта мысль, что он забыл о том, что речь шла и о нем самом, и о его карьере. В проливе Нэрроуз[6] будет тесно от американских лодок, стремящихся встретить их, повсюду возбуждение и ликование. А затем… затем… что ж, за океаном тоже существовали традиции гостеприимства и добросердечия. Прегрешения обеих сторон, приведшие к развязыванию этой войны, могут быть легко забыты, если Америка постарается — а она это сделает непременно — окружить бедного старого короля всем возможным комфортом. Ненужная война может закончиться всеми желаемым миром.
В какой-то безумный момент Хорнблауэр чуть было не поддался искушению осуществить такой сценарий, и был буквально шокирован, осознав всю глубину измены, которую он замышлял. Его обязанностью было совершить всё возможное, чтобы обеспечить безопасность «Аугусты». Она была бы уже захвачена, если бы он не сумел мгновенно принять правильное решение в тот момент, когда сквозь туман до него донесся голос с американским акцентом.
С наветренной стороны простиралась полоса тумана — достаточно скрыться в ней, и у «Аугусты» появится шанс на спасение. Этот глупец Мелвилл со своим «Корморантом» со всей очевидностью затерялся в тумане.
Клуб дыма с полубака американца — и фонтан воды в ста ярдах правее носовой части.
— Отведите его вниз, — коротко сказал Хорнблауэр лорду-камергеру, показывая на короля.
— Нет! — топнул король ногой. У Хорнблауэра больше не было времени для дальнейших препирательств.
— Изготовить к стрельбе эту девятифунтовку! — если повезет, длинное ретирадное орудие может сбить рей у неприятеля, что поможет им ускользнуть.
Еще один клуб дыма на американце — на этот раз над головой послышалось такое завывание, словно дьявол корчился в муках. Противник выстрелил цепным книппелем — два ядра, скрепленные цепью, в полете вращались вокруг общего центра тяжести и производили дикий грохот, грозя повреждением любому такелажу или рангоутному дереву, попавшемуся на их пути.
— Эй, у орудия! Что вы копаетесь там? Ноги ослабли? — проревел Хорнблауэр.
Матросы навалились на тали и выкатили орудие. Командир расчета наклонился над ним, поправляя наводку. В это время американец увалился под ветер, показывая свой борт. Когда все орудийные порты оказались на виду, судно окуталось дымом от бортового залпа всех орудий. Воздух наполнился скрежетом, грохотом и завыванием, как будто заиграл какой-то сатанинский оркестр. Хорнблауэр с тревогой посмотрел вверх и успокоился тем, что вреда было причинено немного; ему припомнилось, как в прежних битвах он удивлялся подобному. Но море столь велико, а цель по сравнению с ним так мала, что промахнуться было легко, а попасть в неё гораздо труднее. Был перебит один гардель — Уайт уже послал людей для устранения повреждения — и в грот-марселе появилась длинная прорезь. А американец отстал ярдов на сто в результате своего маневра.
Выстрел расположенного поблизости ретирадного орудия застал его врасплох, и Хорнблауэр чуть было не подпрыгнул от неожиданности. Он понадеялся, что никто не заметил его нервного движения. Попал ли выстрел в цель, было трудно сказать — по крайней мере, видимого повреждения на приватире не обнаруживалось. Король стоял, вдыхая запах порохового дыма, клубящегося вокруг. Он явно наслаждался происходящим; каким бы ни было его душевное состояние, личное мужество — фамильная черта династии — его не покинуло. Хорнблауэр не видел смысла в повторении своего распоряжения покинуть палубу, так как хрупкие борта королевской яхты вряд ли представляли существенную защиту от двенадцатифунтовых ядер.
Американец снова принялся изменять свой курс. Хорнблауэр заворожено наблюдал за тем, как орудие за орудием появлялись в поле зрения. Затем вражеское судно окутали клубы дыма, послышался вой летящих снарядов, жуткий грохот наверху — казалось, всё это произошло одновременно. Грот-марса-рей лишился топенантов и висел, накренившись. Фор-стеньга была сбита и повисла над бортом. Такелаж был разорван во множестве мест, и «Аугуста» превратилась в калеку. Она почти потеряла возможность двигаться, и теперь американец мог сделать с ней всё что угодно. Вопрос о вступлении в безнадежную схватку, учитывая присутствие на борту короля, даже не возникал. Всё, что он мог сделать — это продлить погоню, удерживая «Аугусту» на ходу как можно дольше.
