Остальные весла гребцы левого борта успели убрать, поэтому остановились мы не так быстро, как мне хотелось бы, дошли носовой частью шхуны почти до кормы галеры. Там и опустили «ворон». Клюв не достал до палубы, поэтому трап лежал на фальшборте наклоненный вниз и пошатывался. Если упадешь с него, не выплывешь, доспехи сразу утянут на дно. Я быстро сбежал по «ворону» на галеру, по пути поймав в щит болт из арбалета. Кто по мне выстрелил – не заметил. Болт пробил железный щит выше руки, но застрял в нем. Всего сантиметров пять передней части болта, более тонкого и длинного, чем наши, с трехгранным железным наконечником, торчало внутри щита. Наш бы пробил с такой дистанции насквозь. Я побежал направо, к кормовой надстройке. Там под козырьком, защищавшим от моих арбалетчиков, стояли восемь человек со спатами или короткими копьями, закрываясь большими овальными щитами, на которых на синем поле была намалевана странная золотая птица, напоминающая общипанного двухголового петуха. Щиты были нашпигованы арбалетными болтами. Если щит изготовлен из толстых досок вяза, болт может в нем застрять. Железные пробиваются легче. Впрочем, щиты из толстых досок делают редко: слишком тяжелые. Пехотинец не будет таскать такой. Их обычно применяют при защите крепостей и на судах, как сейчас. Следом за мной перебежал Бодуэн и повернул налево, к носовому кубрику. Я взял его в поход, чтобы подзаработал и повидался с земляками. Следующий член абордажной партии побежит за мной, а четвертый за рыцарем и т. д.
Когда я добрался до генуэзцев, они дружно начали кричать на итальянском, греческом и арабском:
– Мы сдаемся! Пощадите нас!
– Бросайте оружие и щиты и идите на мое судно, – приказал я генуэзцам.
Они опасливо выглянули из-за щитов, убедились, что в них больше не стреляют, и только после этого уронили на палубу копья, мечи и щиты. На семерых были стеганки, усиленные на груди бронзовыми круглыми бляхами – три ряда по три штуки. На восьмом – длинная кольчуга с капюшоном и длинными рукавами с рукавицами, покрытая черным лаком. Спереди были вплетены бронзовые кольца, образующие крест. Что-то похожее мне попадалось в Ирландии.
– Быстро на мое судно! – повторил я и показал мечом, куда следовать.
Генуэзцы, пропустив вперед обладателя кольчуги с крестом, зашагали по куршее к «ворону». С бака к ним присоединились девять человек, тоже в стеганках, но без блях, и босой подросток в длинной, не подпоясанной рубахе, который держал в руке барабанную колотушку. Бодуэн подгонял их острием меча.
На веслах сидели рабы, в основном смуглокожие. Скорее всего, мусульмане, попавшие в плен крестоносцам. Чему я обрадовался. Если бы на банках сидели вольнонаемные, мой план не удался бы.
– Гребите быстро – и по прибытию в порт отпущу всех на свободу. Клянусь богом! – произнес я на арабском, а потом повторил на греческом.
Меня поняли и радостными криками согласились с условием договора. На захваченном судне осталась партия из десяти человек во главе с Бодуэном. Он плавал несколько раз на галерах, имел представление, как ими командовать.
– Держи туда, – показал я в сторону открытого моря, – чтобы солнца было слева.
Перейдя на шхуну, приказал убрать «ворона» и отойти от галеры. Часть дружинник поднимала паруса, а остальные готовились отразить нападение. К нам уже приближалась вторая галера, до нее было кабельтовых три-четыре. Следом шли еще две галеры. Мы, медленно набирая скорость, пошли в сторону открытого моря левым, наветренным бортом к противнику, имея на подветренном трофейное судно, прикрывая его. На призовом судне опустили весла в воду и начали разворачиваться на запад.
– Поставьте вдоль борта пленных, – приказал я.
Они сдались потому, что надеялись на помощь компаньонов. Вот пусть и поплатятся за это. Если смерть щестнадцати пленников спасет жизнь хотя бы одному моему дружиннику, я буду доволен. На носовой площадке приближающейся галеры собрались арбалетчики. Мои уже начали их беспокоить, потому что дистанция сократилась до полутора кабельтовых. Генуэзцы пока не стреляли. Шхуна им была не очень нужна. Собирались отбить галеру. Мы не давали это сделать, прикрывая ее собой. Она уже развернулась и начала разгоняться, уходя в сторону открытого моря.
– Поднять стаксель! – приказал я, чтобы не отстать от приза.
Первая вражеская галера не решилась на абордаж, прошла у нас по корме в полукабельтове. Мои арбалетчики хорошо шуганули генуэзцев. С носовой площадки они исчезли. Выстрелили по ней и из катапульты горшком с горящей смесью, но не попали. Две другие галеры собирались пересечь нам курс по носу. Я приказал взять левее, чтобы быть поближе к призовому судну. Вот так мы и шли несколько минут. Солнце жгло нещадно, но никто этого не чувствовал. В бою такие мелочи уходят на второй план.
Катапульта послала второй горшок в первую галеру, которая поворачивала вправо у нас по корме и с левого борта, и опять промазала. Зато арбалетчики били метко, не давали вражеским высунуться. Приблизилась и вторая галера на дистанцию выстрела из арбалета. Ее начали обстреливать с полубака шхуны, которая уже набрала неплохой ход, но немного отставала от приза. Я уже подумал, что придется бросить его. Прикажу Бодуэну сдаться, а потом обменяемся пленниками.
Первая вражеская галера повернулась носом к захваченной нами и продолжила разворот вправо. Я сперва подумал, что они собираются напасть на шхуну. Нет, галера продолжала разворот. Вот нос ее повернулся в сторону каравана из шести галер, которые лежали в дрейфе. Быстро разгоняясь, она пошла к своим. Другие две галеры приблизились к нам примерно на кабельтов, постреляли из арбалетов, но на абордаж не решились. Когда захваченная галера и шхуна прошли у них по носу, обе галеры легли на контркурс и заспешили к своим. Терять людей, чтобы спасти чужое имущество, они не захотели. Капитан захваченной галеры, стоявший со связанными руками у фальшборта шхуны, беззвучно заплакал.
Захваченная нами галера везла бронзовую посуду, пряности и немного сирийских тканей, многоцветных и очень ярких. Такие ткани и пряности в большой цене на Руси. Груз дорогой, легкий и объемный. Продавать его здесь не имело смысла. Поэтому ночью мы легли в дрейф и перегрузили на шхуну почти все эти товары, забив под завязку не только трюм, но и каюты. Ткани сложили на палубе между мачтами и накрыли запасным парусом. На галере осталась лишь малая часть груза, в основном бронзовая посуда. Я решил не навещать родственников в Ахее, а продать остаток груза и галеру где-нибудь по пути домой.
Ветер сменился сперва на восточный, а потом на юго-восточный, причем к середине дня раздувался, а ночью стихал. Чтобы не терять время, днем шли под парусами, а ночью галера переходила на весла и брала шхуну на буксир. Гребцы, привыкшие спать по ночам, сперва взроптали, затем убедились, что после захода солнца грести не так жарко, как днем, и начали налегать на весла с удвоенной силой. Худо-бедно, а даже имея на буксире шхуну, узла по три выгребали.
