Но это была сама Беатрис Шарп собственной персоной. Она появилась разодетая и самым богатым образом, в платье с турнюром из великолепного переливчатого атласа, отороченном волной тонких фламандских кружев. Питер должен был откровенно признаться, что никогда не видел ничего подобного, в чем была бы хоть половина этого блеска и очарования. А стан был поистине станом королевы.
– Ага! – воскликнула Беатрис, сразу повеселев при виде его. Вижу, что старый хрен не зря забрал мое добытое кровью и потом золотишко!
Потому как если джентльмен способный отличить платье от рваного мешка, надетого через голову стоит с таким выражением лица, то вещь стоящая!
Питер, скорее от неожиданности чем повинуясь этикету немедленно отвесил учтивейший поклон, и леди Бет тут же ответила реверансом, окончательно смутив штурмана.
* * *
На следующую ночь Питеру приснился странный сон. Нет – это был не тот непонятный кошмар с участием капитана Альфредо. И Беатрис тоже в нем не фигурировала – ни в каких видах. Хотя он увидел себя на палубе пиратского судна – но это было вполне обычный корабль – хотя и старый. Вернее не то чтобы старый – как раз наоборот – судя по всему недавней постройки – но это был флейт – какие стали редкостью еще при его отце.
И увиденное было таким ярким и живым – что нельзя было и подумать что это все происходит не на самом деле. Причем сам Питер видел все как бы глазами другого человека – того, неизвестного…
Он стоял на палубе корабля, сближавшегося с галеоном под голландским флагом. Видимо они застали его врасплох. Слева и справа от него стояли готовы к бою моряки – такие же пираты как Питер (или тот кем он был в этом сне). У его ног стояла небольшая пушка – и Блейк откуда-то знал что именно из нее предстоит ему стрелять.
На палубах голландца поднялась лихорадочная суматоха. Моряки, как муравьи из разворошенного муравейника, высыпали на верхнюю палубу и потрясая кулаками выкрикивали угрозы в сторону атакующего. Но судя по всему они были изрядно напуганы.
Пушки в портах галеона поворачивались, но обороняющимся было трудно стрелять во флейт из-за высокого кормового подзора голландца.
Нестройный залп разорвал сокращающееся пространство между кораблями, но большая часть ядер пролетела в ярдах в пятидесяти от флейта или просвистела над мачтами. Питер присел: порыв ветра сорвал шапку с его головы и унес куда-то. В парусе в шести футах над его головой появилась рваная дыра. Он смахнул с лица длинные волосы и посмотрел вниз, на галеон.
Внимание Питера привлек высокий мужчина в стальном шлеме с бородкой, собравший на полуюте мушкетеров и алебардщиков. На плече у него был вышитый золотом плащ и судя по всему это был начальник – капитан или командир корабельных солдат. Питер отметил как дымятся фитили в серпентах оружия у многих – хотя фитильные мушкеты исчезли из обихода уже давно.
По его приказу солдаты побежали на корму, таща маленькую пушку, почти такую же как у Питера. Как догадался Блейк – это было особое оружие, предназначенное для отражения абордажа. Малый вес и размеры фальконета позволяли наводить его прямо на палубу вражеского корабля – причем бить почти в упор – в сходящегося для последней схватки врага. Бывало такая вот пушчонка позволяла выиграть схватку когда уже оказывалась бессильна вся артиллерия большого галеона или прама.
Питер без команды повернул свой фальконет и сосед протянул ему фитиль… Питер несколько раз взмахнул им в воздухе чтобы раздуть тлеющий огонек.
Пространство между кораблями быстро сокращалось, и Питер прицелился по шканцам на которых уже собралась толпа моряков вооруженных кто чем. Голландский офицер с протазаном наперевес бежал первым, его ярко начищенный шлем блестел на солнце. Питер позволил ему подняться и ждал, когда начнут взбираться его люди.
Первый стрелок, споткнувшись, растянулся на палубе, выронив при этом мушкет. Остальные толпились за ним, не в состоянии продвигаться, пока первый не придет в себя и не встанет. Питер понял – сейчас наступил его шанс.
Приложив щеку к шероховатой бронзе фальконета он прицелился, глядя на сбившихся в кучу людей – нет, не людей – врагов. Даже не врагов а просто лишнее препятствие между ним и добычей. Затем поднес горящий шнур к запальнику – порох зашипел по змеиному, и Питер отпрянул от фальконета. Фальконет громко рявкнув, подпрыгнул, окутав все серым дымом дрянного пороха. Когда серое облако рассеялось, Питер увидел, что с дюжину стрелков упали, и еще столько же раненных лежат или сидят, заливая палубу кровью.
При виде этой картины у Питера невольно замерло сердце – ему случалось уже конечно убивать – но тут был не бой а работа мясника или палача – с той разницей что палач хоть может утешаться тем что приговоренный – злодей или вор.
Но другой человек– тот чьими глазами Питер все это видел лишь удовлетворено хмыкнул. Он свою работу сделал и сделал хорошо. Единственным своим выстрелом он уничтожил голландских мушкетеров, прежде чем те смогли остановить идущих на абордаж.
Питер – или кто-то еще – потянулся за пистолетом, но в это мгновение корабли столкнулись, и выстрел пришелся впустую.
Послышался резкий скрежещущий звук, бимсы трещали, от удара разлетелись окна в кормовой галерее галеона. Посмотрев вниз, Питер увидел на носу полуголого негра: черный гигант раскрутил над головой абордажный крюк, бросил его вперед, следом, разматываясь, потянулся трос.
Железный крюк заскользил по палубе юта, но темнокожий дернул его назад, и он прочно зацепился за ахтерштевень.
Негр схватил другой крюк и швырнул на корму галеона. Остальные набросили еще с десяток крюков. Через несколько мгновений корабли связала прочная паутина манильских канатов; их было слишком много, чтобы защитники могли их перерубить, хотя они и толпились у борта с топорами и саблями.
Корсар еще не использовал свои орудия – верно, капитан приберегал залп на случай крайней необходимости. Ядра не смогут причинить большой ущерб прочному корпусу корабля, да и серьезное повреждение приза не входит в интересы джентльменов удачи. Но теперь, когда корабли сцепились, момент настал.
– Пушкари! – появился из люка главный канонир – Питеру даже показалось что он знает как его зовут, взмахнул тесаком над головой, привлекая внимание.
Все стояли на местах, держа в руках дымящиеся шнуры, и смотрели на него.
– Огонь! – крикнул он и резко опустил саблю.
Пушки грянули единым адским хором. Их жерла почти прижимались к корме галеона, и позолоченная резьба разлетелась в облаке белых щепок и осколков стекла из разбитых окон.
Это был сигнал: приказ нельзя было расслышать в этом реве, жест разглядеть в густом дыму, окутавшем скрепленные корабли. Раздались воинственные крики, и экипаж корсара устремился на галеон.
