— Великолепно, господа, великолепно! — похвалил Блюмгардт. — Он поднес левую руку к глазам, посмотрел на ручные в кожаном футляре часы и выругался: — А, черт, уже не видно. Прошу спичку, господа. Я надеюсь, вы богаты спичками, не как мы — каждую раскалываем на две.
Комберг зажег спичку и поднес ее к часам.
Сейчас девятнадцать часов пятьдесят пять минут, — проговорил полковник, и Бромсет увидел выпуклые глаза, в которых холодным блеском отразилось пламя спички. — Мы сможем подтянуть всех людей и груз только к рассвету. Они у нас скрыты в ущелье.
Сорок человек? — спросил Комберг.
Двадцать девять, остальные... — полковник не договорил и перекрестился. — Итак, господа, ждите нас на рассвете! Да, команда ваша надежная? Впрочем, это неважно, когда мои орлы будут на судне, любая команда станет надежной. До 'встречи, господа!
Полковник круто повернулся и скрылся в сумерках, которые уже подступали со всех сторон. Бромсст и Комберг направились к берегу. Там их уже поджидала шлюпка.
Боцман сказал:
— Я уже хотел на поиски идти, думал, что вы заблудились.
Бромсет буркнул в ответ что-то неразборчивое. Он был в затруднении. «Как быть с негром механиком? Единственный выход... Впрочем, я послушаю, что скажут Комберг и Ханнаен».
Шлюпка подошла к судну. Бромсет и Комберг направились прямо в каюту Ханнаена. Капитан листал английскую лоцию. Рядом стояла чашечка со следами выпитого кофе. Ханнаен захлопнул лоцию в тяжелом кожаном переплете с золотым тиснением, аккуратно поставил ее за планку полки, вопросительно сказал:
С удачной охотой?
На рассвете возьмем на борт двадцать девять че ловек и груз, — сказал Бромсет.
— Вы неплохо заработали, капитан Ханнаен. — Комберг развалился на диванчике и закурил.
— Я привык считать загарпуненным того кита, который у меня под бортом кверху брюхом полощется, — угрюмо ответил Ханнаен. — Много груза?
— Ящик—два. — Комберг выпустил струю дыма, и глаза его алчно заблестели. — Груз подороже китового жира.
— Я бы выпил чашку вашего прекрасного кофе, — попросил Бромсет капитана. — Он очень хорошо подкрепляет и дает ясность мысли.
Ханнаен позвонил, вызывая Орацио. Бромсет постучал пальцами по столу и сказал:
Что нам делать с большевистским негром?
Ах, доннер-веттер[26]
доннер веттер - черт возьми (немец.), — выругался Комберг и даже вскочил с диванчика. — Я и забыл об этой черномазой обезьяне.
— За своих парией я ручаюсь, — сказал Ханнаен, подчеркивая тем самым, что он не имеет никакого отношения к Мэйлу и пусть им занимаются Бромсет и Комберг — Негра мне подарил Микальсен.
Старый болван, — вспомнил капитан-директора Бромсет и вернулся к вопросу о Джо: — Что будем делать с негром?
За борт его, — махнул рукой Комберг. — Утопить, а там скажем, что свалился в море во время охоты.
Комиссар не поверит, — покачал головой Бромсет. — Впрочем... — гарпунер разгладил усы, провел ладонью по бороде, у него появилась мысль. — Есть выход! — Юрт от удовольствия засмеялся раскатистым смехом. — Даже без вашего кофе, Ханнаен, гениальные мысли иногда приходят в голову.
Дьявол меня возьми! — воскликнул Ханнаен, — Где пропадает Орацио? Я вытрясу душу из этой старой развалины.
Капитан позвонил снова. Старый итальянец замешкался на камбузе, готовя свежий кофе для капитана, и подходил к каюте Ханнаена в тот момент, когда капитан спрашивал Бромсета:
— Так каким же образом вы придумали отправить на дно этого негра?
Капитан говорил громко, и Орацио хорошо расслышал его. Старик чуть не выронил из рук подноса с кофейником и остановился, не решаясь постучать в дверь. Послышался голос Бромсета:
Негра отправит на завтрак рыбам Скруп!
Этот сумасшедший? — удивился Комберг. — Да негр его одним щелчком с палубы вышвырнет!
У Скрупа удар будет меткий, — засмеялся Бромсет. — На этот раз он не промахнется!
Жаль негра, хороший он механик, — сказал Ханнаен.
Механика в каждом порту найдете, — откликнулся Бромсет.
Орацио обомлел. Теперь он окончательно понял, что речь идет о негре механике, этом большом добродушном человеке, который так дружески улыбается. «О святая мадонна, не дай свершиться злодейству!» — Орацио хотел тут же бежать к Джо, предупредить негра, но страх перед Ханнаеном приковал его к палубе. Из каюты донесся взбешенный крик Ханнаена:
Орацио! Итальянская свинья! Старик отворил дверь, испуганно бормоча:
Я здесь, синьор, я здесь!
— Ползаешь, как улитка, — выругался Ханнаен и замахнулся на итальянца. — Ну, выметайся из каюты, рухлядь ходячая!
Орацио оказался за дверью. Он вышел на палубу. Ночь опустилась на море. Берег лежал темный, невидимый. В безлунном небе холодно перемигивались звезды. Море шумело, рокотало, плескалось у берега и бортов. У Орацио сжалось сердце. Он всегда боялся моря, всегда чувствовал себя таким ничтожным в сравнении с ним, и ему казалось, что море вот-вот поглотит и его, и корабль, и весь экипаж, и капитана Ханнаена. «О святая мадонна, почему ты не накажешь Ханнаена», — молил старик. Он, Ханнаен, увез Орацио из родной Италии, где так ярко светит солнце, где даже море не такое страшное, а ласковое, нежное, теплое... А теперь Ханнаен со своим гарпунером замыслили погубить негра. За что? Что им негр сделал? Он ведь такой же несчастный и одинокий, как Орацио, он так же оторван от своей родины. И теперь его хотят убить. Скруп убьет его! Тогда Орацио станет соучастником убийства. Кровь негра падет и на него.
Старый итальянец трясся от страха и ужаса. Он поднял глаза к небу и стал молиться. Свет далеких холодных звезд успокоил его. Он вспомнил, что в детстве мать рассказывала ему о звездах. Она говорила, что каждая звезда — это ангел, который смотрит на землю и помогает своим светом совершать людям добрые дела. Там, среди звезд, есть и его, Орацио, ангел. И он увидит, что Орацио тоже совершит доброе дело.
Итальянец спустился в кубрик. Увидел темное лицо Джо. Негр спал спокойно, подложив ладонь под щеку.
А на угловой нижней койке свернулся Скруп, уткнувшись лицом в подушку. Сразу видно, что совесть нечиста. Орацио с отвращением и страхом отвернулся, подошел к Оскару. Матрос спал беспокойно. Его левая рука лежала на груди, и пальцы ее скребли толстую вязь свитера, который Оскар никогда не снимал. Оскар все время шевелился, точно ему было неловко лежать и он никак не мог найти удобную позу. Скулы и впалые щеки были розовыми, это Орацио хорошо видел даже при слабом свете грязной лампочки.
— Оскар, Оскар! — осторожно потряс Орацио плечо матроса, — Оскар...
