Бромсет видел, что маленький капитан беспокоится, и пытался отвлечь его разговором, ко Ханнаен отвечал односложно. Его все тревожило. Этот рейс напомнил Ханнаену эпизод из его далекого прошлого. Вот так же тайком он проник во французские воды, чтобы сдать партию контрабандных товаров, но был схвачен и три года просидел в каторжной тюрьме. Его спина могла бы о многом рассказать. Через нее в Ханнаена был навсегда вбит страх, который он с трудом подавлял сейчас.
Все ему не нравилось: ни это море, ни поднимающиеся к серому в облаках небу высокие темные утесы, ни Комберг, который стоял рядом с Бромсетом и рассматривал близкий берег. Вот он опустил бинокль.
— Скоро будем у цели?
Ханнаен окинул море быстрым взглядом. Хотя его и убеждали, что у большевиков нет пограничных судов, все же он опасался. «Черт возьми, осторожность никогда не вредна, — оправдывал он себя. — Надо было бы загарпунить одного кита и ходить с тушей под бортом. Хоть вид был бы деловой, а то сразу можем вызвать подозрение», Ханнаен уже предлагал Бромсету это сделать, но гарпунер лишь посмеивался над ним:
-Кого же вы собираетесь обманывать своей маскировкой, Ханнаен. Чаек, волны, рыбу?
Пожалуй, Бромсет был прав. С самого утра они никого не встретили в море, не заметили на берегу. Да и заверения Комберга в том, что они скоро будут у цели, немного успокоили Ханнаена, и он с удовольствием стал подсчитывать, сколько фунтов[23]
Фунт стерлингов — английская денежная единица. принесет ему и этот и другой рейсы, далекие от обычной охоты на китов.
Моряки осматривали берег. Где-то там их ждали люди. Быть может, они уже увидели судно и сейчас следят за ним. «А может быть и засада большевиков», — мелькнуло у Бромсета опасение, и он сказал Ханнаену:
— Мы зашли за питьевой водой.
Капитан молча кивнул. Он уже предусмотрительно приказал спустить за борт всю питьевую воду. На мостике снова наступила тишина. Покачиваясь, китобоец с шумом рассекал волны. Посвистывал ветерок в такелаже, гудела под ногами машина.
— Лево! — коротко бросил Комберг по-немецки.
Ханнаен, не понимая, обернулся к нему. Бромсет перевел по-норвежски. Капитан изменил курс судна, и оно пошло прямо к берегу. Скалы как бы расступились, и перед китобойцем оказался широкий залив с низким берегом в глубине. Его надвое разрезала река, впадавшая в залив. Недалеко от устья вода кипела белым гребнем. В этом месте течение реки сталкивалось с морем и намыло высокий подводный гребень грунта. Моряки молча осматривали берег, реку. Справа от нее поднимались сопки, уходящие вдаль могучей грядой; по левому берегу тянулась долина, поросшая низкорослым леском... Берег был пустынный, безлюдный, дикий.
— Стоп! — снова отдал команду Комберг.
Китобоец, замедляя ход. скоро остановился, чуть покачиваясь на мелкой зыби. Ветер переменился, стал береговой. Ханнаен приказал бросить якорь и ждал, что скажет Бромсет. Комберг пристально осматривал берег, сжав в губах потухшую папиросу. На палубе собирались матросы. Бромсет следил за ними. Вот и негр выполз из своей преисподней и с удовольствием потянулся, широко раскинув руки.
«Черномазого во время перевозки людей придется убрать, — подумал Бромсет. — Но как? Впрочем, потом будет видно. Пока пусть живет. «Дед» говорит, что он неплохой механик».
Джо осматривался. Его темное лицо было спокойно и добродушно. К нему подошел молодой матрос в толстом свитере. Покашливая, он потер грудь и заговорил с жаром, подняв лицо. Мэйл был выше матроса на целую голову. Матросы чему-то засмеялись и стали с любопытством рассматривать берег. «Кто этот матрос, почему так подружился с негром?» - подумал Бромсет и хотел спросить Ханнаена, но его отвлек Комберг.
Дьявол их побери! Нет условного сигнала.
Мы не ошиблись рекой? — кивнул на берег
Бромсет.
- Нет. Договорились встретиться здесь, — Комберг
снова припал глазами к биноклю, медленно водя его вдоль берега. Бромсет сказал Ханнаену:
— Шлюпку, гребцов и боцмана на берег с бочками. С ними идем и мы!
Мэйл стоял рядом с Оскаром. Этот вечно кашляющий матрос с симпатией относился к Джо, и негр отвечал ему тем же. Молодой датчанин Оскар, слабеющий с каждым днем от точившей его болезни, тянулся к черному гиганту, словно ища у него защиты.
— Почему на якорь стали? — спросил Джо. — Весь день шли, но за китами не охотились.
Приближался вечер. На востоке темно-синий щит океана слился с небосклоном. За берегом вдали еще растекались бледно-оранжевые краски заката. Они тянулись узкой полосой, пробиваясь сквозь пепельно-синие облака.
Капитану все встречные киты казались, наверное, селедкой, — на изможденном от жара лице Оскара появилась улыбка. Вокруг рта собрались тонкие мелкие морщины. Матрос закашлялся. — А сейчас за пресной водой пойдут. Забыл наш Ханнаен с базы накачать. Кофе, на верное, он не забыл захватить с собой!
Хорошо бы по берегу погулять, — сказал Джо. — Ох, и люблю же я зеленую траву. Она такая мягкая, как шелк...
Лицо Джо стало задумчивым. Перед ним возник двор У дома, что стоит на склоне сопки во Владивостоке. Этот двор летом всегда покрывала трава. На ней было хорошо играть в мячи, в догонялки с Соней, с братьями Северовыми. В такие минуты мать Джо — Анастасия — сидела на крылечке и, чуть приподняв лицо, с улыбкой слушала голоса детей, среди которых ей самым радостным, конечно, казался голос сына. Еще больше нравилась Джо трава на вершине скалистой сопки, которая поднималась за их домом. Сопку называли Орлиным гнездом. Может быть, там когда-то и вили свои гнезда орлы, но Джо их не находил. Он за руку приводил мать на вершину, усаживал ее на черный камень, выдававшийся из земли, а сам, бросившись на густую траву, подперев голову руками, смотрел на два деревянных высоких домика без окон, но со множеством маленьких дверок в стенах. Домики стояли в долине за сопкой. Это были военные голубятни. Белые, сизые, коричневые и черные голуби всегда вились над домиками, сидели на карнизах, и их воркованье, как и шум крыльев, долетали до Мэйла. Следя за полетом птиц, Джо думал о том, что если бы он стал голубем или имел крылья, то полетел бы далеко-далеко над морем, в ту сторону, куда своими незрячими глазами смотрела его мать. Летел бы Джо высоко и видел бы все море и на нем корабли, а среди них тот, на котором с капитаном Клементьевым уплыл его отец, тоже Джо, и больше не вернулся. Тогда бы Джо возвратился к матери и сказал ей, где плавает его отец, и мать не стала бы его все время спрашивать: «Скажи, Джо, какое судно вошло в порт? А как оно выглядит?» Мальчик терпеливо объяснял матери, а она, покачивая седой головой, печально говорила: «Нет, не наше судно, Джо. Мы еще подождем другое».
