— Я хочу, чтобы ты остался на службе Ордену и достиг звания рыцаря-навигатора.
— Я буду стремиться к этому, отец.
Сэр Фрэнсис поднял правую руку. В свете фонаря на его безымянном пальце блеснуло золотое кольцо. Он повернул его так, что кольцо отразило лунный свет.
— Это кольцо — один из знаков рыцаря-навигатора.
Он взял правую руку Хэла и попытался надеть кольцо на его безымянный палец. Но оно оказалось велико, и он надел его на указательный палец сына. Потом распахнул плащ и показал на груди большую печать — символ своего звания. В слабом свете блеснули рубины в глазах стоящего на задних лапах английского льва и алмазные звезды на его головой. Сэр Фрэнсис снял золотую цепь, на которой висела печать, и надел ее на Хэла.
— Эта печать — второй знак рыцаря-навигатора. Твой ключ к Храму.
— Я горд твоим доверием, но оно и пугает меня.
— И еще одну часть духовного наследия я оставляю тебе, — сказал сэр Фрэнсис, раздвигая полы своего плаща. — Это память о твоей матери.
Он раскрыл руку. На его ладони лежал медальон с миниатюрным портретом Эдвины Кортни.
Света было недостаточно, чтобы Хэл разглядел подробности, но лицо матери было запечатлено в его памяти и сердце. Он молча положил медальон в нагрудный карман камзола.
— Помолимся вместе о мире для ее души, — тихо сказал сэр Фрэнсис, и они оба склонили головы. Очень не скоро сэр Фрэнсис снова поднял голову. — Теперь остается обсудить только земное наследство, которое я тебе оставляю. Во-первых, Хай-Уэлд, наше семейное поместье в Девоне. Ты знаешь, что в мое отсутствие нашими землями и домом управляет твой дядя Томас. Документы о передаче титула у моего адвоката в Плимуте…
Сэр Фрэнсис говорил долго, подробно перечисляя и описывая свои владения в Англии.
— Я все записал для тебя в журнале, но книга может быть потеряна или захвачена раньше, чем ты сможешь изучить записи. Запомни все, что я говорил тебе.
— Я ничего не забуду, — заверил отца Хэл.
— Теперь о добыче, захваченной в этом походе. Ты был со мной, когда мы захватили и «Хеерлике Нахт», и «Стандвастигейд». Когда вернешься с добычей в Англию, позаботься, чтобы каждый из экипажа получил свою долю.
— Я сделаю это.
— Заплати все вплоть до пенни согласно закону королевской таможни. Только мошенник способен обманывать своего повелителя.
— Я буду верен своему королю.
— Мне не будет покоя за гробовой доской, если буду знать, что богатства, мои и моего короля, утрачены. Требую, чтобы ты дал клятву чести рыцаря Ордена, — сказал сэр Фрэнсис. — Поклянись, что никогда и никому не откроешь местонахождение добычи. В грядущие трудные дни, пока комета разрезает мое созвездие и определяет мою судьбу, враги могут попытаться заставить тебя нарушить эту клятву. Всегда помни девиз нашего рода. Durabo. Я выдержу.
— Клянусь честью и именем Бога: я выдержу, — пообещал Хэл.
Эти слова легко слетели с его языка. Он не знал, что, вернувшись к нему, они будут невыносимо тяжелы и ужасны.
На протяжении всей своей военной службы полковник Корнелиус Шредер командовал туземными войсками, а не солдатами со своей родины. Он предпочитал туземных солдат — они легко переносили трудности, и на них меньше влияли жара и солнце, холод и влага. Они не боялись болезней и лихорадки, которые косили белых людей, попадавших в тропический климат, и выдерживали голод. Они были способны жить и сражаться на том, что предоставляли дикари и эта ужасная земля, в то время как солдаты-европейцы в таких условиях болели бы и умирали.
У этого предпочтения была еще одна причина. Жизнь христиан ценится дорого, а язычников можно посылать на смерть без особых размышлений, как скот — ведь он ценится не так, как люди, и его можно спокойно отправлять на бойню. Конечно, все они воры и их нельзя подпускать к женщинам и выпивке, а когда приходится рассчитывать на их инициативу, они словно малые дети, однако под командованием славного голландского офицера их храбрость и воинственность перевешивают все недостатки.
Шредер стоял на возвышении и смотрел на длинную колонну пехотинцев, идущую мимо. Эти солдаты поразительно быстро оправились от последствий ужасной морской болезни: ведь еще накануне большинство даже встать не могло. Ночь на суше, несколько пригоршней сухой рыбы и лепешки из сорго, испеченные на углях, и утром они так же бодры и веселы, как в день отправления. Босые, они шли мимо вслед за белыми унтер-офицерами, легко несли тяжелые грузы и болтали на туземных языках.
Впервые со времени отплытия из Столового залива Шредер был в них уверен. Он снял шляпу и вытер лоб. Солнце едва поднялось над вершинами деревьев, а уже жарко, как в печи. Шредер посмотрел вперед, на ожидающие их холмы и леса. На карте, которую начертил рыжеволосый шотландец, была обозначена только береговая линия и ничего не говорилось о пересеченной местности, в которую они углубляются.
Вначале он двинулся по берегу, но там идти было очень трудно: под тяжестью ранцев люди при каждом шаге глубоко увязали в песке. К тому же пляжи перемежались утесами и скалистыми участками, которые еще больше задерживали продвижение. Поэтому Шредер повернул в сторону от берега и послал разведчиков на поиски прохода по лесам.
В этот момент впереди послышался крик. Вдоль колонны бежал вестник. Тяжело дыша, готтентот остановился и отдал честь:
— Полковник, впереди широкая река.
Как большинство этих солдат, он хорошо говорил по-голландски.
— Собачья земля! — выругался Шредер. — Мы еще больше отстанем, а ведь до соединения только два дня. Покажи мне дорогу.
Разведчик провел полковника на вершину холма.
На вершине у его ног открылся крутой спуск в речную долину. Склоны долины были почти в двести футов высотой и густо заросли лесом. Русло на дне — широкое, коричневое, поток вместе с отливом устремляется в море. Шредер достал из кожаной сумки подзорную трубу и внимательно осмотрел долину, глубоко разрезающую местность.
— Кажется, более легкого перехода поблизости нет, а искать дальше у меня нет времени. — Он посмотрел вниз. — Если привязать к стволам наверху веревки, у людей будет опора при спуске.
Спуск двухсот человек занял почти все утро. В одном случае веревка под тяжестью пятидесяти спускавшихся солдат лопнула. Однако хотя многие, покатившись по склону, исцарапались, получили синяки и растяжения, серьезно пострадавших не было. У молодого сингалезского пехотинца при падении нога застряла в дереве и раздробилась на несколько обломков, под коленом сквозь кожу торчали острые осколки кости.
