В лесных протоках совсем не водились речные птицы, зато они изобиловали пресмыкающимися, дожидавшимися ночной темноты, чтобы поживиться лягушками и жабами. В тени кустов или среди листьев на солнышке часто можно было видеть ядовитейших жарарак с их характерной сплющенной головой и немало коралловых змей, вызывающих своими укусами почти мгновенную смерть, спастись от которой невозможно даже путем вспрыскивания calupo diavolo, обычно помогающего от яда других пресмыкающихся.
Флибустьеры, испытывавшие непреодолимое отвращение к этим мерзким тварям, боялись их раздразнить и внимательно следили за тем, чтобы случайно не наступить на какую-нибудь из них.
В полдень, уставшие от длительного перехода, они остановились, так и не найдя следов Ван Гульда и его эскорта.
Имея в запасе лишь несколько фунтов сухарей, путники решили поджарить оцелота, и хотя он оказался весьма жестким и отдавал мускусом, они все же кое-как его проглотили. Только Кармо уплетал жаркое за обе щеки, не переставая повторять, что оно превосходно.
В три часа дня, когда немного спала адская жара, флибустьеры снова двинулись в путь через заболоченную местность, населенную тучами комаров, яростно набросившихся на них и вызвавших поток ругани Кармо и Ван Штиллера.
Из застойных вод, переполненных водорослями желтоватого цвета, разлагавшимися от невыносимого, палящего солнца и выделявшими отвратительный запах гнили, иногда высовывалась голова водяной змеи или выныривала и тут же исчезала болотная черепаха с темно-серым панцирем, покрытым расплывчатыми пятнами розоватого цвета.
По-прежнему совершенно отсутствовали водоплавающие птицы, словно их отпугивали зловонные испарения.
Глубоко увязая в болотистой почве, с трудом переваливая через упавшие деревья или врубаясь в заросли пушечного дерева, служившие убежищем бесчисленным комарам, флибустьеры, предводительствуемые неутомимым каталонцем, не давали себе ни минуты отдыха, гонимые нетерпением поскорее покинуть эти гиблые места.
Иногда они останавливались и напрягали слух в надежде уловить какой-либо звук, свидетельствовавший о близости Ван Гульда и его людей, но все было напрасно. В густой чаще, под сенью деревьев, по-прежнему царила невозмутимая тишина.
К вечеру, однако, они сделали открытие, которое, с одной стороны, их опечалило, с другой — ободрило, поскольку явилось доказательством правильности выбранного ими пути.
Они искали подходящее место для бивака, как вдруг увидели, что африканец, отделившийся от них в надежде найти съедобные плоды, поспешно бежит к ним, вытаращив глаза и посерев от страха.
— Что с тобой, дорогой кум? — спросил Кармо, поспешно взводя курок. — За тобой гонится ягуар?
— Нет… там… там… мертвый… белый! — пробормотал он.
— Белый?.. — воскликнул корсар. — Испанец, хочешь ты сказать?
— Да, хозяин. Я на него упал и почувствовал, что он холоден, как лягушка.
— Поди, это какой-нибудь змееныш Ван Гульда? — заметил Кармо.
— Пойдем посмотрим, — предложил корсар. — Веди нас, Моко.
Африканец бросился в заросли калупо, дающего плоды, из которых делают освежающий напиток, и через двадцать — тридцать шагов остановился у подножия еи-марубы, одиноко возвышавшейся под грузом своих цветов.
Не без содрогания флибустьеры увидели распростертый на земле труп, лежавший на спине со скрещенными на груди руками, полуобнаженным туловищем и ногами, объеденными муравьями и термитами.
Трудно было обмануться в его национальности, ибо на нем были доспехи из кордовской кожи с арабским тиснением, короткие штаны в желтую и черную полоску, а неподалеку валялись стальная низкая каска, украшенная белым пером, и длинная шпага.
Охваченный живейшим состраданием, каталонец нагнулся над несчастным, затем, быстро выпрямившись, воскликнул:
— Педро Херера!.. Бедняга… В каком виде я вижу тебя!..
— Это был один из спутников Ван Гульда? — спросил корсар.
— Да, синьор, это был храбрый испанский солдат и отличный товарищ.
— Его убили индейцы?
— Скорей всего, они его ранили, потому что на правом боку у него кровоточащая рана, но добили его летучие мыши.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Быть может, Херера был брошен товарищами из-за своей раны, мешавшей ему следовать за ними в поспешном отступлении. Вампир же воспользовался его усталостью или обмороком и стал сосать из него кровь.
— Значит, Ван Гульд был здесь?
— Вот доказательство этого.
— Давно, по-твоему, умер этот солдат?
— Может быть, сегодня утром.
— А, значит, они близко!.. — воскликнул мрачно корсар. — В полночь мы двинемся в путь, и завтра ты сможешь вернуть Ван Гульду полученные от него двадцать пять ударов, а я очищу землю от низкого предателя и отомщу за своих братьев.
— Будем надеяться, синьор.
— Постарайтесь получше отдохнуть, ибо мы не остановимся, пока не нагоним Ван Гульда.
— Черт побери!.. — пробормотал Кармо. — Ну и скачка же нам предстоит!
— Ему не терпится отомстить, дружище, — сказал Ван Штиллер.
— И снова вернуться на «Молниеносный».
— Чтобы увидеть молодую фламандку?
— Как знать, Ван Штиллер.
— Спи, Кармо.
— Спать?.. Ты разве не слышал, что каталонец говорил о вампирах? Гром и молния!.. А если к полночи нас всех закусают эти твари?.. От этой мысли у меня волосы дыбом встают.
— Каталонец хотел подшутить над тобой, Кармо.
— Нет, Ван Штиллер. Я тоже слыхал о вампирах.
— А что это такое?
— Кажись, какие-то птицы. Эй, каталонец, над нами ничего не видно?
— Видно, звезды, — ответил испанец.
— Я тебя спрашиваю, не видать ли вампиров.
— Слишком рано. Они покидают свои тайные убежища, только когда люди и звери начинают громко храпеть.
— Что это за звери? — спросил Ван Штиллер.
— Большие летучие мыши, с тупой мордочкой, большими ушами и мягкой шерсткой.
— И говоришь, они сосут кровь?
— Да причем так осторожно, что ты и не заметишь, поскольку у них такие острые зубы и так быстро и тонко разрезают кожу, что никакой боли не почувствуешь.
— Они здесь водятся?
— Возможно.
— А если они на нас налетят?..
— Гм… За одну ночь они всю кровь не высосут, и дело кончится простой потерей крови, более полезной, чем вредной при таком климате. Правда, ранки, которые они наносят, не скоро заживают.
— Однако твой друг с таким кровопусканием отправился на тот свет, — съязвил Кармо.
— Кто знает, сколько крови он потерял до этого… Спокойной ночи, кабальеро. В полночь мы снова должны двигаться.
