Кто-то промчался сверху по крышам и исчез. В самом поезде тоже шло сражение: в окнах мелькали локти, спины, стулья… Но кто кого там побеждал?
Мой соперник был бритоголов, мордат, мышцы так и ходили у него под рубахой. Я думал разделаться с ним нахрапом, но он вдруг так ловко бросил меня через бедро, что я улетел под паровоз и едва шею не сломал, приземляясь.
Дела! Без бешенства штурмового крюковика, видно, не обойтись.
Бритоголовый ждал в низкой стойке, слегка растопырив пальцы и шевеля ими. Он внимательно следил за моими глазами, руками и ногами одновременно.
— Ну иди, иди сюда, — приговаривал он и так грамотно поймал мою руку на болевой прием, что я чуть не остался без руки. Просто чудом удалось вывернуться. И тогда, разворачиваясь в прыжке, я заехал ему ногой под правое ухо от всей души.
Но это я хотел — под правое ухо, а там уже был выставлен блок, и бритоголовый удовлетворенно хмыкнул, когда я завопил от боли в голеностопном суставе.
Нет, без внутреннего бешенства мне явно не одолеть этого типа.
— Берегись! — предупредил я его и за несколько секунд вогнал себя в то самое состояние. Тут уж за мной было не уследить.
Я двинулся на него немного боком и молниеносно провел девяносто шесть ударов всеми четырьмя конечностями по его корпусу.
Не так уж он был и непробиваем, этот бритоголовый головорез!
— Все! Все! Все! — бормотал он как заведенный, когда я уже его связал и положил на ковер, чтобы не простудился. — Все! Все!
Все так все. Я огляделся. Хек, держа байонет в левой руке, правой с зажатым в ней ломиком отбивался от наседавшего толстяка. Тот пырял Хека алебардой, но пока безуспешно.
— Слабенький удар, — приговаривал Хек, — слабенький удар!
Джиу теснил Китайца, с прежней неутомимостью орудуя мечом. Удары сыпались на Китайца слева и справа, но его клинок тоже не дремал. Китаец медленно кружился вокруг Джиу и, судя по всему, замышлял какой-то маневр.
В куче сваленного добра Меткач нашел оружейный ящик и теперь вел активную перестрелку с бандитами, засевшими в четвертом вагоне. Их было двое, они постоянно меняли окна и иной раз вместо себя подло подставляли голову пассажира. Надо было держать ухо востро.
Меткач стрелял вперекидку — перебрасывая пистолеты из руки в руку, как бы жонглируя ими. Это был чисто ковбойский шик.
— Сдавайтесь, канальи! — кричал Меткач, посылая пулю за пулей в окна поезда, но оттуда отвечали с глумливым смешком:
— Сами сдавайтесь, проходимцы! Проходимцы-проходимчики!
И вдруг я увидел меч Джиу… Да-да, полутораметровый меч атамана был выбит и летел в темноту. Китаец провел свой прием!
А Джиу огромными прыжками мчался к поезду. Вот он нырнул в одно из разбитых окон и затерялся во тьме вагона. Какого там по счету?
— Пора заканчивать, — тяжело дыша, сказал Китаец, проходя мимо Хека с клинком под мышкой, в порванной тельняшке, которую было хоть выжимай. Хек кивнул и взялся за своего соперника всерьез.
Я связал еще двоих и прикрутил их спинами друг к другу, чтобы не скучали. Потасовка стихала.
Меткач держал под прицелом окна, но выстрелов больше не раздавалось. Лунный свет заливал восемь вагонов, три остальных терялись во тьме, и слышно было, как кто-то убегает по другую сторону поезда, хрустя битым стеклом.
Мы с Китайцем медленно шли вагонами, успокаивая пассажиров. Поезд был ночной, так что народу было мало. Раненых оказалось двое или трое. Нашелся врач — рослая, энергичная женщина с увесистым саквояжем, который, к счастью, она успела спрятать под лавку, не то бандиты непременно позарились бы на его содержимое, непременно! Содержимое открывалось бутылью первоклассного медицинского спирта, а ведь не секрет, что бандиты всех мастей падки на спирт!
Заново зажигались фонари в вагонах, лампы и свечи. Окна прикладами освобождали от осколков, благо ночь стояла теплая. Кто-то на насыпи уже руководил погрузкой.
— Сначала заносим государственные ценности! — распоряжался голос. — Личный скарб в последнюю очередь. Умеет ли кто разводить пары?.. Передайте по вагонам: есть ли в поезде машинист?..
Мы с Китайцем прочесали уже четыре вагона, когда к нам присоединился Хек.
— Сопротивление подавлено, — сказал он. — Двое убежали, остальные связаны. Атаман как в воду канул… Нет нигде атамана…
Почтовый вагон был пятым от паровоза. Его дверь мягко отъехала по роликам, когда я двинул ее плечом. В вагоне было хоть глаз выколи. Лунный свет, падавший сзади, чертил наши четкие силуэты. Лучшей мишени трудно было вообразить. Китаец шагнул первым, и из дальнего угла прогремело три выстрела, один за другим. Охнув, Китаец закинул голову и медленно осел на пол, держась за грудь. С секундным опозданием свистнул байонет Хека и, судя по раздавшемуся реву, нашел свою цель в темноте. В вагон вбежал еще джентльмен. Поднимая фонарь, дрожащим голосом он спросил:
— Все живы, господа? — Но, увидев Китайца, крикнул назад, в темноту: — Врача! Срочно врача!..
Я взял у него фонарь, и мы с Хеком полезли в угол. Там, за посылками, бандеролями и ящиками, возился Джиу. Байонет пригвоздил его правую руку к стене вагона. Пистолет валялся рядом. Атаман уже не ревел: стиснув зубы, он пытался левой рукой вытащить нож, но тот вошел по самую рукоять на все одиннадцать дюймов лезвия.
Хек выдернул нож. Надо отдать должное мужеству атамана — он ни стона не проронил, пока я присыпал рану порохом и бинтовал ее.
— Проклятие! — только и процедил он.
Раны Китайца были куда серьезнее. Его перенесли в вагон, на скорую руку приспособленный под лазарет. Врач хлопотала над ним около часа, и после уколов, извлечения пуль, швов и перевязок в лице Китайца не было ни кровинки. Он был бледно-желт, с ввалившимися глазами, весь в бинтах. Больно было глядеть на него.
Из десяти бандитов трое во главе с атаманом были ранены, двое ушли, остальных мы хорошенько связали. Раненых и пленных Меткач поручил джентльмену, вооружив его тремя заряженными пистолетами и мушкетом. Среди пассажиров нашелся машинист. Поезд скоро тронулся.
— Видите, как глупо все получилось, — криво улыбнулся Китаец. — Похоже, до осени я выбываю, из игры. Жалко… Спешите, ребята, времени у вас мало. — И он в изнеможении откинулся на подушки.
Поезд набирал ход, и нам действительно надо было поторапливаться. Один за другим мы спрыгнули на насыпь и скоро уже сидели в седлах, глядя, как из стороны в сторону раскачивался новый керосиновый фонарь на последнем вагоне.
А потом помчались по серебристой от лунного света прерии, и дымилась за нами широкая пыльная полоса. Пыль медленно оседала на свои места.
