Да, это был весьма порывистый человек. Его сестра выглядела куда спокойнее: ну, плачет… но вот-вот успокоится.
— Я ненавижу этого мерзавца! — под музыку произнес он голосом, полным трагизма и ненависти. — И я ему об этом сказал.
— О господи! Да не в тебе же вовсе дело, Генри! — Маманя накапала валерьянки и заставила сына выпить. — И пожалуйста, успокойся. Сказал ты Базилю, не сказал — роли не играет, пойми. Твой отец последние годы был ему как кость в горле, а теперь память об отце, неужели не понимаешь? Папаня Лео был смирен, добр, справедлив, и его все любили. И он всех любил, в том числе и Базиля. А тот его за все за это ненавидел и продолжает ненавидеть сейчас… У нас с Папаней Лео долго не было детей, и мы взяли из приюта Базиля… Я старалась быть ему хорошей матерью. У меня не все получалось, но, видит Бог, я старалась… Потом родились вы, и он почувствовал себя лишним… обделенным… И теперь все его комплексы вырвались на свободу — вот он и охотится с собаками на людей, третирует горожан, дуэли эти дикие завел… Видите, ребятки, как мы живем! — Маманя помолчала, подперев щеку ладонью: статная, красивая, сильная женщина с засученными рукавами и следами косметики на губах. — Завтра в полдень буду стреляться с ним, со своим приемным сыном. Ну просто Шекспир!
— Мама! — После капель Генри был спокоен и бледен. — Мама, стреляться буду я. Пусть я неважный стрелок, но вызвал он все-таки меня.
— Да ему все одно с кем, — отмахнулась Маманя. — Он обещал стереть весь наш род с лица земли. Так пусть начинает по старшинству — с меня. Между прочим, Папаня Лео брал меня на охоту, так что я умею ружье в руках держать.
— Ну и шериф! — Хек сидел верхом на стуле, слегка раскачиваясь. — И говорите, что он уже подстрелил десяток мужчин? Он что, такой стреляный воробей? Или просто везет?
— Он очень метко стреляет! — Девушка подняла заплаканные глаза, которые от слез стали, кажется, еще голубее. — К сожалению, он первый стрелок на все округу.
Меткач хмыкнул.
— Он оборудовал в пакгаузе тир и стреляет, стреляет… На сито стал похож пакгауз, одни дырочки.
— С той минуты, как я сюда приехал, — сказал Меткач, — шериф перестал быть первым стрелком округи. Бормалин, беру тебя в секунданты.
— И второе место, — вставил Хек, — тоже, пожалуй, занято. Объясни, Маманя, где его дом. Надо поговорить со снайпером.
— Шерифа нет в городе, — ответила Маманя. — Два дня назад он сделал Лине предложение, а она, разумеется, отказала. Базиль взбеленился и стал тут плести разные гадости про нашу семью, и Генри сказал, что он мерзавец. Дуэль назначили на завтра, а он как уехал, так и носится по прерии со своими дружками охотничками… Одна их половина нас обложила, — кивнула Маманя за окно, — моим клиентам дает от ворот поворот, а остальные ловят беглецов. Завтра к полудню заявятся. Сидят? — спросила она Хека, выглянувшего в иллюминатор.
— Ага! — отозвался Хек. — Сидят помощники шерифа.
— В других ресторанчиках яблоку негде упасть, — пожаловалась Лина, — а у нас видите… только вы за весь день. Вас они побоялись остановить, а то вообще никого не было…
— И многих беглых поймал шериф? — спросил я, уже начиная проникаться глубокой неприязнью к этому Базилю, будь он неладен.
— По пять-шесть человек приводят. Куда собрался? — спросила Маманя Хека, который своей матросской походочкой направился к выходу, на ходу дожевывая котлету.
— Проверю коней, — ответил Хек и подмигнул нам: мол, если что, свистну, будьте готовы.
Маманя скользнула вслед за ним, но на улицу не пошла, а еще в дверях ухитрилась выглянуть из-за его плеча и тут же вернулась.
— Сидят! — проворчала она, закрыв дверь. — Сидят и в ус не дуют… — И Маманя взялась читать ориентировку: — Так. Мет-кач… Ага, вот ты где, голубчик… Родился в Сизале… Был канониром у капитана Кидда… Фрегат «Полярис»… Бриг «Эльдорадо»… «Логово»… Чемпион по стрельбе из нарезного… Слышишь, дочка! Чемпион по стрельбе из нарезного оружия!.. Может быть вооружен «кольтом» сорок пятого или тридцать восьмого калибра…
— Сорок пятого, — уточнил Меткач, похлопав себя по карману. — Маманя, не читай ты эту писанину, там половина вранья. Пишут, будто я из Сизаля и отец у меня будто бондарь. А я, Маманя, между прочим, почти твой земляк. Остров Леденеец, немного севернее Карамелии… Слышала про такой?
Генри взял аккорд и звонко закрыл крышку.
— Я знаю Леденеец, — сказал он. — Там растет экспори.
— Правильно, Генри! — Меткач обрадовался. — Только на нашем острове выращивают экспори-чай. Я оттуда, и отец мой никакой не бондарь, он объезжает диких лошадей. И все семнадцать братьев занимаются тем же. А я, балбес, с детства морем загорелся. Из пеленок вылезаю и говорю: «Ай эм э сэйла!» — я моряк! Братья говорят: вот тебе конь, вот тебе плеть, а я шмыг на берег — и провожаю корабли… Однажды и уплыл.
— У вас целых семнадцать братьев? — удивилась Лина, во все глаза глядя на Меткача.
— Семнадцать! Семнадцать братьев и ни одной сестры, — произнес Меткач как-то особенно сокровенно и улыбнулся. Я еще ни разу не видел его таким милым, спокойным, мягким — одним словом, домашним.
Да, когда такая девушка, как Лина, не спускает с вас голубых удивительных глаз, тут, наверно, трудно оставаться суровым пиратом без роду и племени. Да и надо ли им оставаться?
— Маманя, — сказал Меткач немного погодя, — я вот что думаю. Если Базиль решил стереть с лица земли всю вашу семейку, то почему ему не начать с твоего старшего сына? Которым буду я.
Маманя задумалась. Лина опустила глаза. Генри снова открыл крышку пианино и взял невразумительный аккорд.
— Я твой старший сын и приехал с острова Леденеец погостить. Завтра утром постригусь, почищу ботинки, приклею усы, чтобы никто меня не опознал, и мы с шерифом сходим в пакгауз.
— Ох, не перестарайся, Меткач! — попросил я его. — Ведь нет гарантии, что следующий шериф окажется лучше Базиля, верно ведь?
— Ты прав, Бормалин, — сказал он, глядя на Лину, и еще раз: — Ты прав, Бормалин…
* * *
Скоро мы были уже за городом и шли стремя в стремя — Хек и я. Небо на востоке светлело, там начинал брезжить рассвет, и таких длинных ночей на моей памяти еще не было. Дважды Хеку мерещилось, что за нами гонятся, но всякий раз это был обман слуха и зрения, и мы уходили все дальше и выше по косогорам, мокрым и скользким от росы. И вот Хеку снова что-то почудилось, и он резко осадил коня.
Далеко позади вытягивалась по дуге редкая цепочка огней. Это была погоня, для удобства вооруженная факелами. Они мчались точно по нашим следам. Раз… два… четырнадцать факелов!
