— Но они могут войти в мечеть аль-Харам. Подойти поближе со счетчиком Гейгера, а потом поклониться Каабе и начать молиться. Если гренландский метеорит там, счетчик обнаружит радиоактивность.
— Превосходно, — согласился Оверхольт. — Мы немедленно сделаем это и доложим сразу же, как что-то узнаем. Что еще?
— Нам нужны спутниковые снимки обеих мечетей с максимально возможным разрешением, а также технические схемы. Инженерные коммуникации, поэтажные схемы, любые, которые вы сможете найти.
— Я подготовлю пакет данных как можно скорее и перешлю их вам по спутниковому каналу, продублирую курьером.
— Хорошо, — ответил Хэнли. — План «Корпорации» в том, чтобы представить себя на месте Хикмэна и определить его образ действий. Как только у нас будет документация, мы сформируем группу и составим план, как бы мы хотели уничтожить мечети, если бы это пришлось делать нам.
— Я постоянно в кабинете, — сказал Оверхольт. — Если что- нибудь узнаете или вам что-то понадобится, звоните в любое время.
— Благодарю, сэр, — ответил Хэнли. — Мы все сделаем в лучшем виде.
Оказавшись в Тель-Авиве, Кабрильо арендовал машину и поехал к Куполу Скалы, стараясь подобраться на максимально близкое расстояние. Вошел через ворота у мечети аль-Акса и прошел через внутренний двор к Куполу. Весь комплекс сооружений занимал площадь в 140 тысяч квадратных метров, с фонтанами, садом и несколькими святилищами. Там всегда было много туристов и богословов.
Войдя в здание Купола, Кабрильо поглядел на подсвеченную лампами скалу.
Легко было представить себе ее в качестве вершины холма. Скальный выход, видный отовсюду. Но история была важнее материальности, именно поэтому место стало столь священно. Внешне же скала выглядела так же, как и тысячи других, находящихся вокруг.
Выйдя из здания Купола, Кабрильо отправился под землю, в Мусала Марван.
Мусала Марван находился под мощеным двором комплекса в его юго-западном углу. Огромное подземное помещение, также известное под названием Конюшен Соломоновых, оно также имело купольную структуру и было разделено на части длинными стенами с колоннами и арками, по большей части с ровным полом; его использовали во время пятничных молитв.
Под землей было прохладно, и Кабрильо ощутил, как дуновение истории пробирает его до самых костей.
За столетия здесь побывали миллионы людей, взыскующих единения с Господом. Было тихо, лишь капала вода в каком-то источнике. Кабрильо ощутил весь ужас планов Хикмэна. Где-то есть человек, который настолько погряз в злобе и исполнен жажды мести за гибель сына, что готов лишить мир трех столь святых мест. Кабрильо почувствовал озноб. В этих местах воевали и погибли миллионы людей, и он физически ощущал присутствие их душ.
Какой бы нечестивый план ни создал Хикмэн, именно Кабрильо и «Корпорации» предстояло остановить его. Забравшись по каменным ступеням, Хуан вернулся во внутренний двор. В лицо повеяло сухим воздухом. И он направился к воротам.
На летном поле рядом с Порт-Саидом в Египте Петер Вандервальд зарулил на стоянку и остановил старенький «Дуглас DC-З». Самолет долго и честно служил, перевозя грузы по всей Африке. Двухмоторный «DC-З» был, по сути, достоин музея. Тысячи таких самолетов были построены за многие годы, начиная с 1935-го, и сотни до сих пор исправно работали. Военный вариант, «С-47», широко использовался во Второй мировой, в Корее и даже Вьетнаме, где из них стали делать самолеты огневой поддержки. Известный под названиями «Дакота», «Небесный паровоз», «Десантник» и «Даг», чаще всего он именовался «Толстой Птичкой».
Та «Толстая Птичка», которую пилотировал Вандервальд, была уже одной лапкой в могиле. Ее должны были порезать на металлолом в Южной Африке, поскольку на нее уже не выдавали сертификат летной годности, и Вандервальд купил ее за гроши. Честно говоря, он вообще удивился, что самолет выдержал перелет на север без поломок. Теперь ему предстояли последний полет и достойная смерть, если только он этот полет выдержит.
«DC-З» имел шасси с двумя основными стойками и небольшой хвостовой, поэтому стоял на полосе, высоко задрав нос. Длина его составляла двадцать метров, размах крыльев — тридцать. С двумя звездообразными поршневыми двигателями по 1000 лошадиных сил в каждом, он имел дальность полета 2200 километров на крейсерской скорости в 300 километров в час. Максимальная скорость составляла 370 километров в час. С выпущенными закрылками он садился почти что ползком.
В эпоху, когда самолеты стали изящными и гладкими, как нож, «DC-З» больше походил на летающую наковальню. Основательный, неподатливый, всегда готовый к делу, он мало требовал и выполнял свою работу без лишнего шума. Сейчас он был будто пикап на автостоянке, заполненной «Корветами».
Вандервальд заглушил двигатели и опустил окно кабины.
— Подставь башмаки и заправь его, — крикнул он египтянину-механику, который знаками показывал ему съезд с полосы. — И долей масла. Скоро другой человек заберет машину и полетит дальше.
Пройдя под уклон через кабину, Вандервальд откинул трап и спустился на аэродром. Спустя пару часов он уже был в Каире, ожидая вылета обратно в Йоханнесбург. Как только на его счет перечислят деньги, его участие во всем этом деле будет окончено.
Подходя к арендованной машине, Кабрильо ответил на телефонный звонок.
— «Хоукер» только что пересек границу Средиземного моря, — доложил Хэнли. — Похоже, летит в Рим.
— Звони Оверхольту, пусть самолет арестуют сразу же, как он сядет в Риме. Возможно, Хикмэн решил смыться.
— Сомневаюсь.
— Я тоже, — ответил Кабрильо. — На самом деле готов побиться о заклад, что тут что-то другое.
— Так когда же он будет уматывать?
— Не думаю, что он вообще будет это делать, — ответил после паузы Кабрильо. — Думаю, в завершение он планирует операцию-самоубийство.
Воцарилось молчание.
— Мы это учтем, — наконец сказал Хэнли.
— Буду выходить на связь с «Моссадом», — сказал Кабрильо. — Потом позвоню тебе.
Солнце садилось, когда старенькое судно ловцов жемчуга с Хикмэном на борту подошло к Халидж ас-Сувайз, в северной оконечности Красного моря. Восьмисоткилометровый переход от Рабига был медленным, но без помех, и вечером судно должно было войти в Суэцкий канал, как и планировалось. Судно было забито людьми под завязку, и Хикмэн постоянно переходил из рубки на корму, где воздух не был заполнен дымом мини-сигар, которые одну за другой курил рулевой.
Авраамов камень лежал, замотанный в брезент, на палубе рядом с единственной сумкой Хикмэна, в которой были смена белья, минимум туалетных принадлежностей и папка на трех кольцах, содержимое которой он штудировал все то время, что провел на судне.
