Ван де Вельде угрожающе посмотрел на сэра Фрэнсиса.
— Тишина! Довольно болтовни! Или вы ищете новых прикосновений трости? — Он повернулся к жене. — Мефрау, вы проявили большую храбрость. Уверен, что минхеер Хоп не захочет вас беспокоить.
Он перенес взгляд на несчастного чиновника, вскочившего на ноги.
— Мефрау! — Это слово прозвучало резко и четко, как выстрел из пистоли, и Хоп сам удивился. — Мы благодарим вас за показания. У нас нет вопросов.
Он только раз заикнулся — на слове «показания» — и торжествующе сел.
— Отлично сказано, Хоп. — Ван де Вельде благожелательно улыбнулся ему и с той же улыбкой повернулся к жене. — Можете вернуться на свое место, мефрау.
Наступила тишина. Все мужчины смотрели на Катинку, которая приподняла юбки, продемонстрировав очаровательные лодыжки, затянутые в белый шелк, и сошла с возвышения.
Как только она села, Шредер сказал:
— Лорд Камбре, могу я побеспокоить вас?
Канюк при всех своих регалиях поднялся на возвышение и, давая присягу, положил руку на блестящий желтый дымчатый кварц в рукояти своего кинжала. Как только он назвался и сообщил свое звание и положение в обществе, Шредер спросил его:
— Вы знакомы с капитаном пиратов Кортни?
— Я знаю его, как брата, — улыбнулся сэру Фрэнсису Камбре. — Когда-то мы были очень близки.
— Но больше не близки? — резко спросил Шредер.
— Увы, мне больно об этом говорить, но мой старый друг изменился, и наши пути разошлись. Однако я до сих пор люблю его.
— Как он изменился?
— Ну, он всегда был храбрецом, наш Фрэнки. Мы вместе плавали много дней — и в бурю, и в штиль. Он был справедлив и честен, смел, щедр с друзьями, и не было человека, которого я любил бы сильней…
Камбре замолчал с выражением глубочайшего сожаления.
— Вы говорите в прошедшем времени, милорд. Что же изменилось?
— Изменился сам Фрэнки. Вначале это были мелочи: излишняя суровость с пленными и экипажем, жестокие наказания, когда в том не было нужды. Потом изменилось его отношение к старым друзьям, он стал лгать, обманывать их, лишать справедливой доли добычи. Он стал нехорошим, жестоким человеком.
— Благодарю вас за честность, — сказал Шредер. — Вижу, что эта правда не доставляет вам радости.
— Нисколько, — печально подтвердил Камбре. — Мне жаль видеть старого друга в цепях, хотя всемогущий Господь свидетель — он не заслуживает милосердия, так он обходился с честными голландскими моряками и с невинными женщинами.
— Когда вы в последний раз плавали вместе с Кортни?
— Не очень давно, в апреле этого года. Наши корабли патрулировали в районе Игольного, поджидая голландские галеоны, которые должны были пройти там к Столовому заливу.
Зрители гневно зашумели, но Ван де Вельде не обратил на это внимания.
— Значит, вы тоже пират? — посмотрел на свидетеля Шредер. — Вы тоже охотились на голландские корабли?
— Нет, полковник Шредер, я не пират и не корсар. Во время последней войны между нашими странами я действовал по каперскому свидетельству.
— Милорд, прошу вас объяснить разницу между пиратом и капером.
— Капер располагает свидетельством, выданным правительством его страны на время войны, и поэтому по закону является военнослужащим. Пират — грабитель и преступник, он грабит с разрешения одного Повелителя Тьмы Сатаны.
— Понятно. Значит, когда вы напали на голландские корабли, у вас было такое свидетельство?
— Да, полковник.
— И вы можете показать нам этот документ?
— Естественно.
Камбре порылся за рукавом и извлек пергаментный свиток. Наклонившись, он протянул его Шредеру.
— Благодарю вас. — Шредер развернул пергамент и поднял, чтобы все увидели алую ленту и тяжелые печати из воска. Потом начал читать: — Да будет ведомо всем, что наш возлюбленный Энгус Кокран, граф Камбре…
— Очень хорошо, полковник, — раздраженно прервал его Ван де Вельде. — Нет необходимости читать весь документ. Пожалуйста, передайте его сюда.
Шредер поклонился.
— Как угодно вашему превосходительству.
Он протянул документ. Ван де Вельде проглядел его и сказал:
— Пожалуйста, продолжайте опрос.
— Милорд, а было ли у пленника — Кортни — такое свидетельство?
— Ну, если и было, я об этом не знаю.
Канюк открыто улыбнулся сэру Фрэнсису.
— А вы бы знали о нем, если бы оно существовало?
— Мы были очень близки с сэром Фрэнсисом. Между нами не было тайн. Он бы сказал мне.
— Он никогда не говорил с вами о свидетельстве? — Шредер выглядел раздраженным, словно учитель, чей ученик забыл урок. — Никогда?
— О да. Сейчас я припоминаю один случай. Я спросил его, если ли у него королевский патент.
— И что он ответил?
— Он сказал: «Это всего лишь листок бумаги, меня такой вздор не тревожит!»
— Значит, плавая с ним, вы знали, что у него нет свидетельства?
Камбре пожал плечами.
— Время было военное, и это не мое дело.
— Итак, после заключения мира вы были у мыса Игольный и продолжали охоту на голландские суда. Как вы объясните нам это?
— Очень просто, полковник. Мы ничего не знали о мире, пока нам не встретилась португальская каравелла, шедшая из Лиссабона в Гоа. Капитан рассказал о том, что заключен мир.
— Как называется португальский корабль?
— «Эль Драго».
— Присутствовал ли при встрече с португальцем пленник Кортни?
— Нет, его патрульная позиция располагалась севернее. В то время он был за горизонтом, и я его не видел.
Шредер кивнул.
— А где теперь этот португальский корабль?
— У меня с собой экземпляр письма новостей из Лондона, всего трехмесячной давности. Его три дня назад привез корабль Компании, который сейчас стоит в заливе на якоре. — Жестом фокусника Канюк извлек из рукава и этот лист. — «Эль Драго» со всем экипажем затонул во время шторма в Бискайском заливе, возвращаясь домой.
— Похоже, у нас нет никаких доказательств вашей встречи с этим кораблем у Игольного.
— Вам придется поверить мне на слово, полковник.
И Камбре погладил свою большую рыжую бороду.
— Что вы сделали, узнав о заключении мира между Англией и Голландией?
— Как честный человек, я мог сделать только одно. Я прервал патрулирование и отправился на поиски «Леди Эдвины».
— Чтобы предупредить, что война окончена? — предположил Шредер.
— Конечно, и сообщить Фрэнки, что отныне мое каперское свидетельство недействительно и я возвращаюсь домой.
— Вы нашли Кортни? Передали ему это сообщение?
— Нашел через несколько часов плавания. Он находился точно к северу, примерно в двадцати лигах.
