Один из рабочих полоснул кита. Темная кожа разошлась обнажив белый жир. Рабочий сильнее нажал на нож, и лезвие застряло в туше так, что его пришлось с усилием освобождать.
На такую рыбину и семи потов не хватит! — сказал молодой рабочий.
Это не рыба, а животное, — пояснил Степанов, —
и дышит легкими.
Рабочий недоверчиво посмотрел на помполита.
Михаил Михайлович позвал:
Товарищ Горева!
Да! — К помполиту подошла девушка в шелковом сарафане. Орлов с нескрываемым интересом смотрел на нее, а она, скользнув по нему равнодушным взглядом, слушала Степанова.
Где Вениамин Вениаминович?
— По ту сторону кита, — указала Горева. Степанов ушел, оставив молодых людей рядом. Орлов
хотел заговорить с приглянувшейся ему девушкой, но не знал, с чего начать, и неудачно спросил:
— Как вы думаете, сколько весу в этом ките?
— Распорядитесь, чтобы кок взвесил его, — насмешливо сверкнула глазами Горева.
Молодой капитан казался ей слишком самоуверенным, напыщенным. «Ишь ты, щеголь! В накрахмаленный китель вырядился. Красавчик!» С ее лица не сходило вызывающее выражение.
«Ого! Да вы с острым язычком», — подумал про себя Орлов, изобидевшись на Гореву, и сказал в "тон ей:
— Сейчас завернем кита в бумажку и взвесим. Я на- деюсь, что в вашу хозяйственную сумку эта рыбка поместится. Пригласите меня на уху?
Горева не успела ответить. Её окликнул пожилой человек в широком белом пиджаке на сутулых плечах:
— Нина Пантелеева, помогите произвести обмер!
— Иду, Вениамин Вениаминович! — звонко откликнулась она и, бросив на Орлова быстрый взгляд, ушла.
...Радость по случаю добычи первого кита была в тот же день омрачена. Капитаны китобойцев Можура и Шубин доложили капитан-директору флотилии, что их гарпунеры отказались охотиться на китов во время перехода. Они заявили, что по договору обязаны бить китов только в Беринговом море и только с будущего года.
Садись-ка, Михаил Михайлович, и давай обдумаем, что происходит.
Я уже обдумал, Геннадий Алексеевич. В Кильском канале мы уперлись носом в берег. Теперь отказ этих двух гарпунеров. Случайное совпадение? Едва ли. — Голос помполита зазвучал сурово.
Ты считаешь, что у нас на флотилии есть враги? — спросил Северов.
Не утверждаю, но предполагаю. Нам надо быть начеку. — Степанов прищурился, о чем-то сосредоточение думая. Через минуту спросил: — Что будем с китом делать?
Откровенно говоря, не знаю, — пожал плечами Северов. — Но, по всему видно, сейчас нам с ним не справиться.
Степанов забарабанил пальцами по столу, потом рывком легко поднял свое крупное тело из кресла.
— Оплошность мы с тобой, Геннадий Алексеевич, допустили. Надо было в Ленинграде полностью укомплектовать штаты. А теперь приходится кита за борт...
Слова Степанова оправдались. К концу следующего дня туша стала разлагаться, и ее, неумело искромсанную ножами, спустили по слипу в океан и взорвали.
Люди помрачнели. На глазах у всех рушилась вера в предстоящий успех. Лишь Орлов не утратил хорошего настроения, появившегося у него после встречи с Горевой. Стоя на мостике своего судна, он долго наблюдал за базой. «Приморье» вновь шло впереди китобойцев, врываясь в тропическую ночь яркими ходовыми огнями и освещенными иллюминаторами. У бортов и за кормой голубоватыми и золотистыми огоньками сверкала вода.
На лице Орлова теплилась улыбка. Он думал о белокурой загорелой девушке в цветастом сарафане, старался припомнить ее лицо с дерзкими, насмешливыми глазами.
От всех этих мыслей все вокруг казалось капитану необычайно красивым, а океан у бортов судна шумел ласково и певуче.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Рандольф Дайльтон, не отрываясь, смотрел на бланк только что полученной телеграммы. Глаза под нависшим лбом блестели сухо, зло, губы были стиснуты.
Но вот наконец бумага зашуршала в длинных, сухих и крепких пальцах президента компании. Он проговорил:
— Русская флотилия благополучно прибыла во Владивосток.
Зеленоватые глаза Гжеймса, сидевшего у стола, беспокойно метнулись. Он развел руками, словно говоря: «С этим ничего не поделаешь!»
Дайльтон, не удостаивая советника взглядом, спросил:
С каких это пор, Гжеймс, вы стали беспомощным младенцем?
С тех пор, как большевики задумали строить свою китобойную флотилию, — попытался отшутиться Гжеймс,
Вы ничего не сделали, — продолжал президент.
Пресса... — начал советник, но Дайльтон перебил его.
Все эти крики о неизбежном провале советского китобойного промысла будут лишь тогда кое-что значить, когда за ними последуют действия!
Гжеймс молчал. Дайльтон встал, прошелся по кабинету, остановился у лакированного китайского столика, на котором стоял большой глобус, и ударил по нему ладонью — шар бесшумно закрутился на стержне. Перед президентом мелькали моря и океаны, острова и материки, но он видел лишь то, что сейчас выводило его из себя, извилистую линию, отметившую путь советской китобойной флотилии. Эта линия началась в Ленинграде, шла к Килю, пересекала Атлантический океан и, пройдя Панамский канал, устремлялась к Гавайям, а отсюда — к Японии и Владивостоку. Дайльтон видел и будущий маршрут флотилии — Берингово море, Чукотское... Там богатейшие китовые стада. Теперь русские смогут добывать столько китов, сколько захотят.
По мере того как взгляд Дайльтона скользил по глобусу, ярость его возрастала. «Какие потери придется понести от прекращения добычи китов в русских водах и продажи китового жира Советской России! А, черт! Остановить русских, помешать им, не пустить их на север!»
Дайльтон отвернулся от глобуса и долго, с высоты тридцать седьмого этажа, смотрел на город, затянутый синеватой дымкой ранних вечерних сумерек. Крепкая сигара несколько успокоила президента. Он вернулся к столу.
Гжеймс сидел, не двигаясь. Казалось, он дремал, но это было не так: его глаза настороженно следили за шефом.
Надо действовать, Гжеймс, — резко проговорил Дайльтон. — Действовать, не то мы можем оказаться за кормой.
Гарпунеры согласились с нашими предложениями, — улыбнулся Гжеймс. — В Киле им пришлось намекнуть, что, если они начнут промысел у русских, то... Ну, конечно, пообещали по круглой сумме. Только с Андерсеном не удалось увидеться. Но от этого пьяницы русским будет немного пользы. А в случае чего, так его...
Советник сделал выразительный жест и прищелкнул языком.
Где сейчас Бромсет. то бишь Грауль?