— А чего сильно?
— Да не знаю даже. Может бардака нашего непобедимого. После боя запросто приборы могут вместо того, что положено год рождения микадо показывать. Разбредёмся в темноте. А то и тараном друг другу в борт угодить можем.
— Ну вы уж слишком сгущаете краски. Всё же главное сделано, идём во Владивосток. С победой идём.
— Вы думаете? — прищурился Эссен, — уверены, что наш успех можно назвать победой, которая изменит ход войны?
— Но как же… — Соймонов даже не смог сразу найти слов
— Ну вот пришли мы во Владивосток, Василий Михайлович, что дальше? Мало у нас "инвалидов", а то и вообще "калек" среди кораблей? А док там один. И выстроится туда здоровенная очередь. Можете прикинуть через какое время все или почти все суда будут боеспособны? А у японцев судоремонтных заводов больше, чем повреждённых кораблей. Месяц – и они снова хозяева моря. Нужно заключать мир как можно скорее. Кстати о том, что у нас погреба практически пустые вы помните? Или уверены, что во Владивостоке склады так и ломятся от снарядов подходящих калибров? Вот на что угодно спорю, что только когда мы бросим якоря в Золотом Роге, только тогда в Петербург пойдут телеграммы с просьбой эти снаряды нам доставить. И пока их найдут, соберут и отправят… Пока они дойдут по ниточке Транссиба… А ведь и для армии грузы возить надо. Месяца полтора, не меньше.
— Но ведь тогда мы не успеем вернуть потерянное в войне, — лейтенант чувствовал себя как обманутый ребёнок. — Для чего тогда было всё? Ради чего был прорыв, походы, бой в конце концов?
— Ради чего? Ради чести России, ради чести её флота, господин лейтенант и кавалер! — у Эссена задёргалась от волнения щека. — Василий Михайлович, мы с вами люди хоть и военные, но должны, чёрт побери, видеть дальше дульного среза пушки. Неужели мне надо вам объяснять в какую пучину позора рухнула бы наша Родина, если бы наши корабли остались в Артуре и достались бы японцам? Неужели непонятно, что балтийская эскадра без наших броненосцев была бы разгромленна? Как вы думаете стали бы относиться к России в мире после этого? Да мы скатились бы на уровне международной политики в разряд таких стран как Португалия или Сиам. Неужели вам это непонятно?
— Да что вы, Николай Оттович, такие вещи даже я понимаю. Но обидно же – победили и нате вам! Всё без толку.
— А вы каких бы итоговых результатов нашей, честно будем говорить, "полупобеды" ожидали?
— Ну вернуть Артур, Маньчжурию…
— Да? А зачем?
— Ну как… Наши ведь территории…
— И много мы с этих территорий имели? Насколько мне известно, русское золото текло сюда рекой и почти никакой отдачи. А как к нам относились китайцы, помните? Помните! Мы там чужие, Василий Михайлович, нас там не любят. Что и продемонстрировали не раз. И то, что японцев, после их зверств ненавидят ещё больше – слабое утешение. Вот и оставить бы японцам эти проблемы, пусть сами мучаются и с хунхузами воюют.
— Но ведь Артур – незамерзающий порт. Где ещё нам взять на Дальнем Востоке такую базу для флота?
— Да нигде, пожалуй. Петропавловск разве что, но связь со страной там уж очень несерьёзная.
— Ну вот видите! А нам ведь необходим незамерзающий порт на Дальнем Востоке.
— А зачем, позвольте спросить? Нет, не помешал бы, конечно. Но какой ценой? Для чего он так необходим? Сколько золота вгрохали в Дальний? Для чего? Маньчжурскими бобами торговать?
— Ваше высокоблагородие! — взлетел на мостик матрос. — Там… Дохтур приказали передать… Старшой отходит…
— О Господи! — вздохнул Эссен и они вместе с Соймоновым перекрестились. — Василий Михайлович, я отлучиться сейчас не могу. Сходите пожалуйста в лазарет, попрощайтесь с Аполлоном Аполлоновичем от всех нас.
— Конечно, Николай Оттович, — лейтенант, надев фуражку, пошёл вслед за посыльным.
Но Василий опоздал. Тело Дмитриева уже было накрыто простынёй и Александровский только покачал головой в ответ на вопросительный взгляд лейтенанта.
— Неужели так быстро? — недоумённо спросил Соймонов врача.
— Совсем не быстро, Василий Михайлович. Несколько часов он на морфии был, и прдставить страшно, что бы испытал Аполлон Аполлонович, если бы находился в сознании. Почти половина поверхности тела – сплошной ожог. Сразу было понятно, что не выживет.
— Но почему? Почему так быстро? Да и вообще почему? Ведь поражена была толко кожа…
— А кожа такой же орган, как печень или почки. Причём самый большой и тяжёлый орган нашего организма. И если она не функционирует – долго не прожить. Это конечно не сердце, мозг или лёгкие, отказ которых вызывает немедленную смерть, но если кожа не будет выполнять свои незаметные нам функции – тоже долго не прожить… Хотя… Я конечно "украл" у него несколько часов жизни. Несколько часов адской боли. Морфия было слишком много, сердце не выдержало. Но надеюсь, что Господь простит мне это. Извините, Василий Михайлович, у меня полно раненых… Проститесь так, не открывая лицо покойного. Честное слово, лучше запомнить нашего старшого таким, каким вы его видели раньше.
Василий не стал спорить и, перекрестившись над телом Дмитриева, поднялся на палубу.
— Ты чего такой смурной, тёзка? — окликнул лейтенанта на палубе Черкасов.
— Дмитриев только что скончался.
— Господи! Прими душу раба твоего Аполлона! — перекрестился артиллерист. — Прекрасный человек и офицер был. Мучался?
— Да без сознания всё время. Под морфием.
— Давай помянем старшого, — в руках Черкасова появилась фляжка.
Ароматный коньяк обжёг горло и тёплыми струями разбежался по всему телу. Василий остро почувствовал как он голоден, ведь с самого утра во рту не было маковой росинки и есть захотелось совершенно зверски.
— Надо бы в буфет заглянуть.
— Забудь про буфет и камбуз – разнесло и то, и другое. Теперь будем на консервах и сухарях до самого Владивостока. Ну, ещё по глотку?
— Нет уж, уволь. Натощак могу окосеть, а мне ещё в проводах копаться. Хоть прожекторы чинить и не придётся, но разрывов в проводке столько, что самому страшно. Да и тебе не советую.
— Да ладно тебе! Чего с нескольких глотков будет? Матросам и то чарку раздали. Эххх!
— Кстати! Хочешь развеселю? Слушай: расходимся мы уже с "Асахи" и прилетает нам в разлуку аккурат в элеватор кормовой башни. В момент подачи заряда наверх. Естественно – фонтаны огня и в башню и в погреб… Ну и как ты думаешь, почему мы ещё живы и не на дне?
— Вероятно в башне уже ни снарядов, ни зарядов не было, ну а погреб наверное затопить успели. Так?
— Почти угадал. Про башню – точно, а погреб никто не затапливал. Просто он был такой же пустой, как и башня над ним. Представляешь? На пару минут бы раньше такое попадание, и всё! Так что делать мне пока особенно нечего – в кормовой башне погреба под метёлку выстреляли. В носовой с десяток снарядов осталось – благо ствол там один. Но она заклинена и стрелять не способна. Сейчас шестидюймовые таскают с правого борта на левый, а то там тоже почти ничего не осталось. Так не будешь? Хороший ведь коньячок!
