для цирка. Им было интересно посмотреть, как это делается у белых людей, которые, судя по всему, знали в этом больше толку, чем они ожидали. Рабочие умело и слаженно, с необыкновенной быстротой установили огромные шесты и натянули брезент. Через два часа шатер был готов, а внутри вокруг манежа устроены ложи, обтянутые алым материалом, и возведены ряды скамеек из простых досок в виде амфитеатра. Все это было похоже на фокус, поражающий молниеносностью действия.
За шатром располагался зверинец. Художник еще вчера, как только они поселились в гостинице, дал Маттотаупе немного денег, так что он смог сейчас заплатить за вход в зверинец. Слоны, львы и тигры, крокодилы, верблюды и тюлени Харку не интересовали, как и медведи, место которым, по его мнению, было не в зверинце, а в лесу или в прерии. Он сразу же устремился к двум большим шатрам, где разместили лошадей. Там он надеялся увидеть «дикого осла», на котором якобы никто не мог удержаться верхом. Он решил заранее посмотреть на него. В первом шатре находились только лошади. Они были крупнее и выше полудиких индейских мустангов. За ними хорошо ухаживали. Некоторые из них так понравились Маттотаупе и Харке, что они долго любовались ими. Во втором шатре они увидели пони, зебр и четырех ослов.
Харка пошел к ослам.
— Встретимся здесь, — сказал отец. — Я хочу еще раз взглянуть на лошадей.
Харка кивнул, и Маттотаупа ушел.
Харка, став в стороне и стараясь не привлекать внимания, наблюдал за ослами. Те смирно стояли в стойле перед кормушкой, привязанные за уздечки, и казались безучастными ко всему, что происходило вокруг. Одинакового роста и одинаковой масти, они, судя по всему, были еще молодыми. Невозможно было с одного взгляда определить самого буйного из них. А может, все они были строптивыми и не терпели всадника.
Харка подошел ближе и стал внимательней приглядываться к каждому из них. Один из служителей, заметив это, что-то сказал ему. Он не понял его слов и, чтобы не возбуждать подозрений, покинул шатер и отыскал отца. Потом, заглянув еще к хищникам, они вернулись в гостиницу, лучшую в этой части города. Обстановку очень простых номеров составляли кровати с шерстяными одеялами, посуда для умывания и шкафы. При гостинице, которая служила почтовой станцией, где отдыхали и меняли лошадей курьеры западной линии, имелась просторная конюшня. Жизнь здесь всегда била ключом, особенно в трактире, расположенном на первом этаже.
Маттотаупа и Харка легли на свои кровати и стали ждать условленного часа, чтобы всем вместе отправиться в цирк. Художник предложил перед этим поужинать, но дакота не понимали, почему белые люди постоянно должны были есть. Ведь они же только что обедали! Поэтому они предоставили Желтой Бороде самому набивать себе на ночь желудок и встретились с ним и Длинным Копьем вечером у выхода из гостиницы. Присоединившийся к ним Джим раздал билеты. Он купил целую ложу, по особой цене, как он заявил, поскольку все билеты уже были распроданы.
— А эти места еще были свободны? — с невинным лицом осведомился художник.
— Кассирша приберегала их для особо важных клиентов!
Художник воздержался от дальнейших расспросов на эту тему и выплатил сумму, которую назвал Джим.
Толпа, словно бушующее море, окружила цирковой шатер. Блестки и мишура сверкали в свете фонарей. Народу было столько, что казалось, будто на представление явился весь город. До начала оставался один час, и Джиму пришлось хорошо поработать локтями и плечами, чтобы расчистить им дорогу ко входу. Проклятия, ругательства и шутки сыпались из него, как из рога изобилия; он умел успокоить и даже рассмешить мужчин и женщин, которых бесцеремонно расталкивал. Наконец они пробились ко входу в шатер. Двенадцать распорядителей в красных фраках — первый заслон перед контролерами — с трудом сдерживали натиск публики. Джим сверкнул на одного из них своими зелено-голубыми глазами и что-то шепнул на ухо. После этого всю их компанию быстро пропустили вперед. Так же легко они миновали и контроль. Джим сказал, что немного задержится, потому что хочет помочь контролерам, и, оставив билеты у себя, назвал им номер ложи и номера мест и велел идти дальше.
Художник быстро нашел ложу. Он предложил Харке и Маттотаупе занять передние места, прямо у барьера, ограничивающего манеж, а сам с Длинным Копьем сел за ними. Оставалось еще два свободных места.
Толпа хлынула внутрь. Шатер быстро заполнялся людьми, запахами, звуками. Хорошенькие девушки предлагали зрителям разные угощения. Цирковой оркестр занял свое место над выходом на манеж, музыканты принялись настраивать инструменты.
У входа в шатер вдруг вспыхнула какая-то словесная перепалка. Посыпались ругательства и взаимные оскорбления: «бандиты», «разбойники», «обманщики», «сволочь», «сброд», «ослы», «идиоты», «собаки»… Ссора грозила перейти в драку. Распорядители, находившиеся в шатре и помогавшие гостям найти свои места, бросились ко входу. Там на мгновение воцарилась тишина. Потом группа каких-то людей, рвавшихся внутрь, была общими усилиями выдворена на улицу, где нарушителей порядка так привели в чувство, что они, верно, забыли и думать о своем намерении посетить цирк. Вскоре после этого в ложе появился Джим с толстой златокудрой дамой из кассового вагончика. Они заняли оставшиеся два места.
— Что там произошло? — поинтересовался художник.
— Какие-то шестеро мошенников пытались обмануть контролеров, — ответил Джим. — Заявили, что у них билеты в нашу ложу! Мол, они купили их в кассе.
— Перед тобой?
— Передо мной! Неслыханная наглость! Ну ничего, им уже вправили мозги.
Златокудрая дама ухмыльнулась.
Художник вздохнул и не стал протестовать против таких методов достижения цели. Он понимал, что это бессмысленно. Но решил как можно скорее избавиться от этого Джима.
Оркестр
