Я придвинулся ближе, чтобы получше рассмотреть точку на карте, на которую указал полковник. Эта местность простиралась вдоль старых горных дорог в тридцати — сорока милях от Гуилы. Первые поселения на ней возникли пару столетий назад.
— Ну и в чем дело? — нетерпеливо спросил Ван Хорн.
— Сейчас расскажу. Я военный комендант этого района, с центром в Гуиле, всего в тридцати милях от которой не соблюдаются не только законы и порядок, но и царит абсолютная анархия. Ни одному из моих предшественников не удалось с нею справиться.
— А я думал, что ваши войска предназначены именно для этого, — заметил я.
— Все, чем я располагаю, — это две сотни полицейских. Целой армии не хватит, чтобы навести там порядок, а теми малыми силами, которые я имею, поправить ситуацию в Мойяде невозможно. Видите ли, джентльмены, здесь все зависит от одного достаточно известного человека, Томаса де Ла Плата, бывшего майора, который служил под моим началом и пока не забыл кодекса чести. — Последнюю фразу полковник произнес с особой горечью, а затем продолжил: — Когда-то в тех местах семейству де Ла Плата принадлежали большие земельные угодья. Теперь у них остались всего лишь пришедшая в упадок гасиенда неподалеку от Мойяды, несколько акров земли да серебряные рудники, на которых вот уже лет десять — двенадцать не ведется никаких разработок.
— В их поместье кто-нибудь живет? — спросил я.
— Его отец, дон Энджел де Ла Плата, и сестра Чела.
— А сам Томас? Где он?
— Одному Богу известно, где он находится. Сегодня в одном месте, завтра — в другом. В прошлом месяце он со своими людьми ограбил ночной экспресс, шедший в Мадеру. Он не только совершил ограбление, но и застрелил машиниста, оставив без управления поезд, который, пройдя пять миль, сошел с рельсов. Тогда погибло более тридцати пассажиров, многие получили ранения.
— И даже после этого число его сподвижников растет? — удивленно спросил Ван Хорн.
— Вот уже в течение многих лет история моей страны состоит из одних смертей и страданий, сеньор. Для нас это стало как бы стилем жизни. Только за время революции погибло три миллиона мексиканцев. Что эти тридцать жертв в сравнении с миллионами погибших?
— Да, действительно, — промолвил я. — Но мне все еще непонятно, что это за человек? Кто он? Разочаровавшийся революционер или обыкновенный бандит?
— Это известно только Богу и самому Томасу. — Полковник аккуратно вставил сигарету в черный мундштук из слоновой кости. — Когда мы впервые встретились, он был неимоверным идеалистом. Все, с его точки зрения, было плохо и требовало радикальных перемен.
— Но такое мировоззрение никак не могло снискать к нему уважения людей его класса, — вставил Янош.
— Да, он очень многое потерял, связав себя с людьми, разделявшими его взгляды. Даже родной отец публично отрекся от него.
— А ему было все равно, — заметил я. — Потому что делалось ради великого дела. Это мне знакомо. Бонилла печально улыбнулся.
— По своему опыту знаю, что такие идеалисты, как он, законченные фанатики. Они склонны к полной самоотдаче в борьбе за идею и того же требуют от своих сподвижников.
— По теперешним временам мало кого можно склонить к этому, — сказал Ван Хорн.
— Вообще говоря, жизнь — это нечто вроде компромисса между тем, что тебе хочется, и тем, что ты можешь иметь. Томас никогда не мог с этим согласиться.
— Как же случилось, что Томас в конце концов стал бандитом? — спросил я.
— Понять не могу. После успешного завершения революции Томаса, прекрасно знавшего эти места, назначили в Гуилу заместителем военного коменданта, а комендантом района в то время был полковник Варга. Похоже, они не поладили друг с другом.
— На то были причины?
— Варга был исключительно волевым человеком. Вышел он из батраков и дослужился до звания полковника. Хороший военный, хотя довольно крутого характера. Получив высокое военное звание, он так и не научился пользоваться ни ножом, ни вилкой. Однажды утром его нашли в постели с перерезанным от уха до уха горлом. В довершение всего его еще и кастрировали. Жуткая смерть, не правда ли?
— А что Томас де Ла Плата?
— Он сбежал, сеньор. Исчез, а месяц спустя объявился во главе шайки из двух-трех десятков бандитов, которые напали на военный эшелон, направлявшийся в расположение нашего гарнизона, и ограбили его. С этого начался отсчет его преступлений.
— Как же ему удалось сколотить банду? — удивился Ван Хорн.
— После любой революции можно легко найти людей, недовольных жизнью, и сеньор Киф, как никто другой, прекрасно знает это по событиям в своей стране.
Полковник, чтобы убедить других, ссылается на меня, подумал я.
— Так и у нас, — продолжил Бонилла. — Всегда найдутся такие, кто при первой возможности постарается стать независимым от государства. Так вот, в районе Мойяды население вышло из подчинения центрального правительства. Налоги в казну не поступают, поскольку инспекторы не могут приступить к работе. Полное отсутствие законов и органов правосудия. Ни один полицейский не рискует там появиться. Люди отказались даже от церкви. За последние восемнадцать месяцев они расправились с тремя священнослужителями. Двоих убили, а третий был обнаружен в безлюдном месте раздетым и избитым до полусмерти. Бедняга лишился разума.
Я был удивлен, что Ван Хорн никак не прокомментировал последние слова полковника.
— Вы говорите, что де Ла Плата использует Мойяду как свою базу, а местное население его поддерживает? — переспросил Янош.
— Можно сказать, что большую часть времени он перемещается по всему району и изредка появляется в Мойяде. Ни для кого не секрет, что в этом селении постоянно проживают некоторые из его соратников, в задачу которых входит поддержание установленного ими беспредела.
— Так, значит, все-таки большинство горожан его не поддерживает? — спросил я.
— Они его боятся, сеньор. Я сам трижды побывал там. Мы с солдатами как-то пробыли в городке целый месяц, но нам так и не удалось разрушить их стену молчания.
— Хорошо, полковник, — произнес наконец Ван Хорн. — Давайте конкретней. В чем проблема?
— Проблема в том, джентльмены, что десять лет длится война, три миллиона погибших, полный развал экономики. Страна уже свое выстрадала. Нам нужна стабильность и спокойствие. Пора положить конец убийствам. Таким, как Томас де Ла Плата, нет места среди людей. Чем дольше он будет жить, тем больше нелояльно настроенных людей вольется в его банду, скрывающуюся в горах. А это нас никак не устраивает. Поэтому мне нужна его голова.
— И вы хотите, чтобы эту голову доставили вам мы? — спросил Ван Хорн.
