всего лишь мальчик, но расскажи мне о своих мыслях.
Щеки Харки запылали, но он, не задумываясь, ответил:
— Есть Великая Тайна, и есть маленькие тайны. Так же и с чудесами: есть великое чудо, а есть маленькие чудеса. Некоторым сильным шаманам открыто больше тайн, чем другим. А некоторые шаманы не очень хорошо умеют говорить с духами. Тогда они ошибаются или обманывают людей, и воины недовольны ими.
— Это интересно. Ты отвечал искренне, Харка, поэтому я тоже готов ответить на любые твои вопросы.
— У меня есть один вопрос. Ты веришь, что дух медведя преследует нас, потому что мы стреляли в его изображение?
— Да нет же, это полная чушь! Кто тебе это сказал?
— Женщины в вигваме Чужой Раковины.
— Пусть лучше помалкивают!
— Хау! — согласился с ним Чужая Раковина и пошел в свой вигвам, чтобы навести там порядок.
Без него художнику и Харке было трудно объясняться. Они молча сидели у огня и ждали.
Дождь лил как из ведра. Тьма до сих пор не рассеялась, потому что небо было затянуто облаками.
Наконец пришел Оперенная Стрела. Новостей не было. Медведь больше не показывался. Отыскать его следы, не говоря уже о том, чтобы преследовать его, после такого дождя было невозможно. Оставалось лишь одно — быть осторожными. Трое воинов, ушедших на поиски хищника, вернулись ни с чем.
Дождь прекратился лишь поздним утром. Ветер постепенно разогнал тучи. Кое-где вновь засинело небо, солнечные лучи то прорывались сквозь обрывки облаков, ненадолго освещая мокрую, сверкающую тысячами капель рощу, то вновь гасли. Часть мужчин собралась на площади, чтобы еще раз исполнить Танец Медведя и задобрить его дух. Оттого что хищник мог находиться где-нибудь неподалеку, движения танцующих и их рычание щекотали нервы зрителям. У детей пропала охота играть. Юноши упражнялись в метании копья. Художник наблюдал за танцем, но не решался больше рисовать, боясь вызвать недовольство и без того мрачных и обеспокоенных индейцев.
Харка держался поближе к художнику. Около полудня, когда наконец потеплело и ветер высушил высокую траву, Желтая Борода отправился к табуну. Мертвого жеребенка уже убрали, но следы от большой лужи крови еще были заметны. Харка решил следующей ночью, спросив разрешения у дяди, привязать лучших отцовских лошадей перед вигвамом.
Дети, не зная, чем заняться, еще раз прочесывали рощу в поисках медвежьих следов в надежде обнаружить что-нибудь, что ускользнуло от внимания взрослых. Художник с интересом следил за тем, как они проверяли каждую травинку, каждый листик, каждое деревцо. Им удалось установить, с какой стороны медведь подошел к табуну и в какую сторону убежал, а у ручья, на прибрежном песке, они даже нашли его след. Но этим все и закончилось: в прерии следы оборвались. Ночной ливень все смыл.
Закончив безуспешные поиски, мальчики стояли с художником. Харка, пользуясь случаем, спросил его, нельзя ли ему сделать выстрел из мацавакена.
— Я бы не возражал, друг мой, но патроны уже на исходе. Надо подождать, пока я не встречусь с белыми людьми и не пополню свои запасы.
Харка огорчился, но не подал вида. Он огорчился не только потому, что ему не удалось выстрелить из ружья. Он вдруг с ужасом понял, что любой владелец мацавакена сначала должен заплатить за него слишком высокую цену, а потом еще и навсегда оказаться в зависимости от белых людей, потому что патроны можно достать только у них. Пули — не стрелы, их не вырежешь из дерева!
День близился к концу, солнце исчезло за гребнем Скалистых гор.
Из охотников, отправившихся вместе с Маттотаупой на поиски гризли, еще никто не вернулся. Когда вечерние сумерки погасли и наступила темнота, в стойбище прискакали разведчики, пытавшиеся выследить медведя. Они так и не нашли его. Это было странно. Похоже, они имели дело с хитрым и опытным хищником, который хорошо умел прятаться. К тому же медведи могли бегом преодолевать большие расстояния.
Табун в эту ночь пригнали от ручья на площадь, чтобы лошадей было легче охранять. Собаки тоже шныряли вокруг вигвамов, принюхиваясь, но ничего подозрительного не почуяли. Харка привязал Чалого и Пегого прямо перед отцовским вигвамом. Мужчины разделились на группы для ночного дозора. Юношам тоже позволено было нести караульную службу, но теперь уже только вместе с воинами.
Небо расчистилось, и ночь была ясная, звездная. Только на востоке еще темнели тучи.
Харка лег спать сразу после ужина и посоветовал Харпстенне и Черной Коже последовать его примеру. Нужно было успеть выспаться и быть готовыми к тому, что ночью опять что-нибудь произойдет. Засыпая, он слышал обрывки разговора Желтой Бороды и Чужой Раковины, сидевших у прикрытого очага, но мало что понял из долетавших до него отдельных слов.
Ночь прошла без происшествий.
Утром Оперенная Стрела созвал воинов на совет.
— Сыновья Большой Медведицы! Дакотские воины великого племени оглала! — сказал он. — Вчера вечером я долго думал о том, где может скрываться этот медведь и не причинит ли он еще какого-нибудь вреда нашим лошадям и вигвамам. Ночью же я видел долгий и отчетливый сон. В этом сне я сам был медведем. Я шел на юго-запад, туда, откуда доносился запах падали. Вы знаете, что после Великой Охоты мы оставили несколько туш старых бизонов на корм волкам и нашим собакам. Я был медведем и спешил туда, чтобы утолить голод. И я нашел трех убитых детенышей бизона. Волки, завидев меня, убежали. Мясо телят было нежным и
