Это были волшебные, волнующие названия, каждое звучало, как символ дикой романтики. Санта-Фе и Таос, Аш-Холоу — Лощина Праха и Кросс-Тимберс, Арканзас, Богги-Депо — Болотная Станция, Уошито… Коттонвуд-Крик — Тополиная Речка и Южный рукав реки Симаррон… в этих названиях жило волшебство.
Мимо скользили берега, солнечный свет отражался в глядящих на канал окнах домов, а потом вдруг раздался крик:
— Мост! Мост! Пригните головы, а то потеряете скальпы!
Загудели большие рога; кто-то неподалеку произнес незнакомое слово «арапахо»; сзади звучали другие голоса, каждый вел свой разговор, из которых она вылавливала какую-то мешанину слов — непонятную, но странно музыкальную:
— Я предпочитаю карабин Норта. Никто не может сделать такой карабин, как Симеон Норт… Шайены.. потерял свои волосы… Спэниш-Форк… Работы Симеона Норта, по патенту Хэла… Капсюльная винтовка? А что ты будешь делать, если все капсюли выйдут? Нет, я предпочитаю кремневое ружье… уж кремень-то я везде найду… Команчи… Речные пираты… Техас… выселиться из страны… Мех такой густой, просто поверить невозможно… Везде воры… Речные пираты.
Снова раздался звук рога… «Мост!»… на берегу щелкнул бич, будто выстрелили из пистолета… «нет, для сиу это слишком далеко на юг»… «вниз по Огайо»… никогда не видели его больше»… «Мост!» Снова взревел рог, от дальних холмов докатилось эхо…
Неожиданно рядом с ней появился Сэм.
— Эй, Ева, разве не здорово? Я все удивлялся, куда ты подеваласъ! Ты только подумай, Ева, мы построим плоты и поплывем вниз по Огайо! Здорово, а?
— Да, Сэм, здорово…
Но мысли у нее были об одном: найдется ли тот мужчина, которого она никогда не видела, о котором мечтает, найдется ли он где-нибудь там, в стране Огайо?
Она глянула снизу вверх на Сэма — он был такой возбужденный, так горел желанием одолеть любую трудность… Внезапно ее охватил страх, настолько острый, что она чуть не закричала.
— Сэм, будь осторожен, — сказала она тихо, почти шепотом. — Ох, будь осторожен…
Он улыбнулся, в глазах у него запрыгали чертенята.
— Осторожен? А из-за чего тут быть осторожным?
Ева Прескотт выпрямилась над костром и отвела с лица прядь волос. Лицо у нее разгорелось от огня, она немного постояла, прислушиваясь, как булькает в котелке.
Над ней вздымались высокие деревья, черные, чернее ночного неба, даже неба без звезд. Это были древние, массивные деревья… отец, Сэм и Зик едва смогли втроем обхватить самое маленькое из них.
Ветер шевелился в ветвях, ласково потрескивал огонь… под речным берегом, ярдах в двадцати от костра, таинственно журчала вода.
Веселье и легкомысленные разговоры, которые она слышала на Эри-канале, остались далеко позади. Они сошли с баржи у горловины канала в Буффало и за Два доллара купили разбитую двухколесную тачку, куда поместилось все их добро. На себе они толкали ее и тащили почти триста миль, а здесь построили плоты — Прескотты сколотили плот для себя, а Харви, которые путешествовали вместе с ними — второй.
Сейчас оба плота привязаны к деревьям у берега, а утром они двинутся дальше, будут весь день спускаться вниз по реке… она просто бесконечная. Какая непривычная жизнь, путешествие это… Каждый день полон забот, и в дороге они не думали ни о чем, кроме нынешнего дня… А все остальное было забыто до тех пор, пока не закончится путешествие…
У огня было уютно. Даже здесь, на полянке у самой реки, расстояния казались громадными. Сэм с отцом натягивали брезентовый навес на ночь, а мама нарезала ломтями мясо — Сэм утром подстрелил оленя.
Ева начинала понимать, что может сделать с человеком дикий край, нетронутая природа. Впервые она осознала едва заметную перемену в отношениях родителей между собой. Раньше мама всегда была сильной, всегда держалась на равной ноге с Зебулоном, а временами даже брала над ним верх. А сейчас она больше полагалась на папу. Зебулон разбивал лагерь, рубил дрова, выполнял все другие работы в лагере, и в каждом движении его ощущалась спокойная уверенность, сознание своих сил — такого она никогда раньше не замечала за отцом. Никогда до сих пор Ева не понимала, какую он представляет собой надежную опору для семьи.
В диком краю мужчина — самый главный, потому что от его силы зависят все. Лучше, чем когда-нибудь раньше, она начала понимать, почему мужчины любят дикий край: он требует от них силы и изобретательности, и им по душе ощущение дела и созидания, которое дает им природа.
Ева взяла свою книжку и села на землю, наклонившись к огню, чтобы лучше видеть. К костру подошла Лилит. Ева подняла глаза.
— Лилит… вот послушай: «И в этом лесу пришла минута мучительного расставания. Красивый молодой охотник вырезал на стволе дерева два сердца, а потом, отойдя на десять шагов, метнул нож и вонзил его в место слияния двух сердец…»
— Слияния… как это?
— Ну, то место, где они касаются друг друга. А теперь молчи и слушай дальше: «Меткость его была несравненна. Трижды бросал он нож. „Этот раз — на счастье“, — сказал он после первого броска. „А этот — за любовь“, — после второго. „А это — молитва, мольба о неумирающей любви“… — Ева вздохнула и мечтательно добавила: — Разве это не прекрасно?
— Наверное… Только так никто никогда не разговаривает.
— Дело в чувствах, а не в словах.
— Ева, что-то ты не то говоришь. Ты хочешь стать женой фермера, но тебе никогда не сыскать фермера, чтоб был таким мужчиной, о каком ты мечтаешь. На самом деле тебе вовсе не хочется выходить за фермера.
— Тебе тоже.
— Я не хочу иметь ничего общего с фермой, — ответила Лилит, глядя в огонь. — Я хочу ходить в шелковых платьях и ездить в красивых каретах, вроде тех, что мы видели в Олбани.
Она повернула голову и посмотрела на Еву.
— Я хочу, чтобы от мужчины приятно пахло, хочу обедать в ресторане. Все, чего мне хочется, есть там, на востоке… а мы здесь, и уходим все дальше и дальше! Но подожди — у меня еще будут красивые платья… и все остальное!
— Тебе всего шестнадцать лет, Лил. У тебя еще много времени впереди. А кроме того, главное — это сам мужчина, а не место, где он живет.
— А мужчина, какого тебе хочется, вообще нигде не живет, такого на свете нет и никогда не будет.
— Не верю, Лил. Не могу я в такое поверить. Я знаю, что я чувствую… не может быть, чтоб я одна на свете это чувствовала. Я хочу найти такого мужчину, чтобы любил меня, а вовсе не такого, которому просто нужна подходящая жена. Есть где-то на свете человек, который чувствует то же, что и я…
— И ты собираешься найти его на Западе? — с сарказмом протянула Лилит.
— А где ж еще? Мне кажется, человек с таким строем мыслей обязательно отправится на Запад. В нем должна быть поэтичность, а поэтичные люди любят леса и горы. Конечно, в жизни и работе фермера тоже есть своя поэзия. Да, работа тяжелая, но большинство дел, которыми стоит заниматься, — нелегкие, и когда человек вспахивает землю, бросает в нее зерно, а потом наблюдает, как у него растет хлеб, он в этом находит свою поэзию — так мне кажется. Я слышала как-то, один человек говорил, что вся настоящая сила идет из земли — и я ему верю…
