– Замолчи, пустомеля! – прошипел возбуждённый дурак, хватая шпагу и быстро вставая напротив оружейника.
До сих пор Рюрик молчал, но теперь он понял, что его долг заговорить.
– Господин граф, – сказал он строгим и повелительным голосом и с видом таким властным, что Дамонов замер. – Я обязан кое-что сказать. Вы затеяли со мной ссору, вы вызвали меня. Я не боюсь смерти по зову долга, но я не хочу умирать и не хочу убивать ближнего таким образом. С тех пор, как наши шпаги скрестились первый раз, я шесть раз щадил вашу жизнь.
– Лжец!
– И дважды я обезоруживал вас, – продолжил Рюрик, не обращая внимание. – Я надеялся, это покажет вам, что я не желаю вам вреда; и что вы не можете сравниться со мной в этом деле.
– Заткнись, дурак! – завопил Дамонов, белый, как пена. – Если ты не смеешь скрестить со мной шпагу, пускай, но не юли, как трус!
– Ещё одно слово, – сказал Рюрик, в один миг побледнев от немилосердного оскорбления, нанесённого глупым графом, и гордо выпрямился. – Перед собравшимися здесь людьми и перед богом я клянусь, что до сих пор щадил вас; но теперь я могу лишиться жизни, если буду столь же легкомыслен. Отныне – берегитесь! Вас предупредили!
Возможно, граф действительно не понимал, о чём говорит Рюрик. В своём неукротимом гневе он мог вообразить, что ему просто не везёт. Тем не менее, он снова напал на Рюрика, сделав яростный выпад.
– Ну же, – выпалил он, – играйте лучше. Моя шпага ещё у меня!
Но Рюрик ничего не ответил. Он видел, что граф стал сильнее прежнего – казалось, гнев придал ему маниакальной силы, – и что он намерен бороться не на жизнь, а на смерть. Он бил быстро и яростно, и его движения были странными и непредсказуемыми. Он отринул все правила, он колол и рубил в диком безумии. Дважды он едва не проткнул Рюрика. Рюрик скоро понял, что должен остановить дуэль, иначе он не увидит заката и оставит свою мать без единственного ребёнка.
– Вы сдаётесь? – спросил он, отбивая удар графа.
– Ни за что! Подчиниться такому, как вы? Ха!
Дуэль продолжалась ещё несколько мгновений. У Рюрика была ещё одна возможность пронзить сердце безумца, и он ею не воспользовался. Все присутствующие, кроме безумца, это видели.
– Дурак! – пробурчал монах, который от волнения дрожал с головы до пят; его крупное тело тряслось, как студень. – Ты хочешь лишиться жизни, Рюрик Невель? Мне сказать твоей матери, что ты по своей воле оставил её?
При упоминании о матери Рюрик отбросил последние сомнения. Он отбил удар и вонзил остриё в грудь графа. Он пытался не затронуть сердце и другие важные органы, но он выбросил руку вперёд, и сверкающее лезвие насквозь прошло через тело графа. С выражением боли на лице он отступил назад и опустил в утоптанный снег лезвие, от которого валил пар. Граф ещё раз яростно бросился на него, но удары его были беспорядочны. Рюрик легко отражал эти удары, пока рука графа не опустилась. В следующий миг шпага выпала из его обессилевших пальцев, и он без сознания повалился на руки друзей.
Глава 6. Пред императором
– Он умер? – быстро подходя, спросил Рюрик.
– Постой, сын мой, – сказал монах, положив ладонь на плечо юноши. – Тебе нечего бояться. Это не твоя вина… Это всё равно, что пронзить сердце дикого зверя, который напал на тебя.
– Но я не метил в сердце, – быстро отозвался юноша. – Я был осторожен. Я бы плашмя ударил его по голове, но боялся, что разобью ему череп.
– Он ещё жив, – ответил хирург, когда Рюрик повторил свой вопрос. – Он потерял сознание от потрясения, соединённого с его страхами.
– Он умрёт? – спросил Рюрик, опускаясь на колени у распростёртого тела.
– Пока не знаю, – сказал доктор, вытирая кровь, которая текла из раны.
– Но почему бы не прощупать рану? – предложил монах. – Сейчас самое время, поскольку она пока не воспалена; и раненый не почувствует боли.
Хирург тут же признал правдивость и уместность предложения и приступил к его исполнению.
Выбрав подходящий щуп, он исследовал рану. Рюрик смотрел на это с нетерпением и болезненным выражением на лице.
– Не думаю, что рана смертельна, – сообщил хирург, осторожно продвигая внутрь сталь. – Она расположена ниже правого лёгкого, пострадало только несколько мелких кровеносных сосудов. Думаю, при надлежащем уходе он поправится.
– Слава богу! – пылко вскричал Рюрик, ломая руки.
– Но почему вы так тревожились? – спросил Урзен. – Вы были достаточно подготовлены, чтобы принять вызов.
– Да, иначе вы бы назвали меня трусом, – ответил оружейник со сверкающими глазами. – Если бы я отказался от встречи, это слово преследовало бы меня на каждом углу. Я знал, что этот человек не может сравниться со мной в том деле, где требуется сила и ловкость. Поэтому я хотел разоружить его и пощадить его жизнь, считая, что это приведёт к окончанию дуэли. Вы видели, как я пытался пощадить его. Но не сумел. И всё же я не лишил жизни ближнего – соотечественника – в этой схватке. Мой отец умер, сражаясь за свою страну, и я бы умер, если бы мне было позволено умереть от руки мужчины; но умереть таким образом было бы проклятием для моего имени… а стать причиной такой смерти – проклятием для моей памяти.
– Я верю тебе, сын мой, – сказал монах. – Но если граф умрёт, не позволяй таким чувствам овладеть тобой. Не вини себя.
– Да, батюшка, вы говорите правду, – добавил хирург. – Молодой человек действовал очень благородно, и на нём нет никакой вины.
Казалось, Рюрик почувствовал облегчение от этих слов. После того, как рану перевязали, он помог донести бесчувственное тело к саням, а затем, опираясь на предложенную Аларихом руку, проследовал к своей упряжке.
– Кто этот монах? – спросил лейтенант, когда они сели в сани.
– Я знаю только то, что его зовут Владимир, – отозвался Рюрик. – Я видел его только один раз. Ты раньше не встречался с ним?
– Несколько раз, в наших казармах. Он приходит, когда кто-то из наших бедняг болеет или умирает. Кажется, у него доброе сердце, и, насколько я могу судить, он довольно умный.
– В этом я с тобой согласен, – сказал наш герой. – Думаю, он хороший человек; но есть в нём какая-то загадка, которую я не могу разрешить. Его внешность мне знакома, и всё же я не могу сказать, где я его видел.
– Да, – быстро добавил Аларих, – у меня то же чувство. Я уверен, что видел этого человека при других обстоятельствах. И мои товарищи по роте говорили то же самое.
Два друга при этом разговоре следили за передвижениями монаха и видели, как он сел в свои сани и поехал по направлению к Бородину.
– Рюрик, – сказал лейтенант, удивлённо смотря на друга, после того, как они немного отъехали, – ты владеешь шпагой, как чародей. Я бы отдал всё, что у меня есть – свой чин и прочее, – чтобы так владеть шпагой.