– Нет, нет, матушка, – быстро вскричал Рюрик, – я сделаю всё возможное, чтобы на моих руках не было крови ближнего. Я буду только защищать свою жизнь. Он виновен во всём… во всём. Он начал ссору, он нанёс первый удар. Он вызвал меня, и он не ответит за это?
– Пусть он беспокоится о себе, сынок. Ты же отвечаешь перед самим собой. Но скажи, разве император не издал какой-то закон, касающийся дуэли?
– Да, но ответственность несёт только тот, кто вызвал. Тот, кого вызвали, чист перед законом.
– Тогда больше я не буду возражать, – сказала мать. Она пыталась ободрить сына, но не могла скрыть ужасную печаль. – Если бы усердные молитвы могли отвести удар, они бы отвели его; но мои молитвы не имеют такой власти.
Прошло много времени в молчании. Казалось, что и мать, и сын хотят что-то сказать, но не смеют. Наконец мать преодолела свою нерешительность.
– Рюрик, сынок, – сказала она, сдерживая слёзы, которые начали пробиваться во время их немой речи, – у тебя остались какие-то важные дела? Может быть, надо передать кому-то словечко?
– Нет, матушка, – ответил Рюрик, стараясь говорить спокойно. – Я твой, и всё – твоё. Но я не погибну.
– Ах, не будь таким самоуверенным, сынок. Пусть эта самоуверенность не заставит тебя забыть о своём боге. Я слышала об этом графе. Он заколол на дуэли Рутгера и Момяко. Он опытный фехтовальщик и умеет убивать.
– Я понимаю, матушка. Но ты не знаешь, что мы все склонны недооценивать свои силы, когда восхищаемся чужими подвигами! Можно простить мою самоуверенность, поскольку единственный человек, который победил графа, был моим учеником. В Испании я учился у лучших фехтовальщиков королевства. Но слушай: да, я хочу кое-что передать. Обо мне ты и так всё знаешь; но ты можешь увидеться с Розалиндой. Если увидишь её, скажи… Но ты знаешь мою душу. Скажи, что угодно. Но я не погибну.
Было уже поздно, и Рюрик поцеловал свою мать и отправился спать.
И вдова осталась одна. Она проследила, как уходит её любимый сын, и когда он скрылся с глаз, она склонила голову и громко зарыдала. Когда она дошла до своего скромного дивана, она встала на колени и излила свою истерзанную душу богу. Она лежала в кровати и пыталась изгнать из своих мыслей всё, кроме надежды; но она видела только ночь. Ни один лучик света не проник в её измученную душу. Она тщетно искала надежду во мраке таком густом, что в его глубинах вырисовывалось только черноё отчаяние.
Спи, Рюрик. Но о, если бы ты знал, как страдает за тебя нежное сердце твоей матери, которая не может уснуть!
На следующее утро Рюрик проснулся рано, и за завтраком никто не произнёс ни слова на занимающую всех тему. После завтрака оружейник пошёл в мастерскую и достал из чулана длинный кожаный чехол, в котором лежали две шпаги, схожие во всём, кроме размера. Это были изящно отделанные толедские клинки. Рюрик взял тот, что потяжелее, обоюдоострый, с эфесом из позолоченного металла. Он вонзил остриё в пол и затем всем весом согнул клинок так, что набалдашник коснулся острия. Гибкая сталь с резким лязгом разогнулась и приняла ту же форму. Затем он с огромной силой ударил клинком плашмя по наковальне. Раздался резкий, ясный звон, но оружие осталось неповреждённым.
– Павел, в Москве нет подобного клинка! Дамаск не видел ничего лучше!
Оружейник говорил это своему помощнику, взвешивая прекрасное оружие в руке.
– Думаю, вы правы, хозяин, – ответил помощник, который с беспредельным восхищением взирал на испытание клинка. – Но, – добавил он, – вы не можете сделать такой же?
– Возможно, но у меня нет такой стали. Сталь этих клинков прибыла из Индии, и сначала это было одно громоздкое двуручное оружие. Оно принадлежало некоему бенгальскому вождю. Этот металл прочен, как бритва, и упруг, как пружина. Мой старый хозяин в Толедо отдал мне их на память. Если бы я назвал, сколько он потребовал однажды за большой клинок, ты бы не поверил.
– Сколько? – спросил Павел с мальчишеским любопытством.
– Семьсот дукатов.
– И всё-таки он их отдал.
– Да. Он нарочно назначил такую цену, поскольку их подлинная стоимость равнялась только тому благу, которое они ему приносили. Если он говорил правду, он любил меня, и дал мне их в подарок как лучший образец, который я могу пожелать.
После этого Рюрик положил маленькую шпагу, а затем дал Павлу несколько указаний по работе, обещая, что вернётся к вечеру. Услышав это обещание, верный помощник с сомнением помотал головой, но ничего не сказал, и скоро Рюрик ушёл в дом. Тут же к двери подъехал Аларих Орша.
Рюрик был готов, оставалось только надеть шапку и шубу. Его мать была на кухне. Он с улыбкой подошёл к ней. Он взял её ладонь и положил к себе на грудь.
– Благослови тебя бог, матушка. Я вернусь, – сказав эти слова, он поцеловал её.
– Храни тебя бог… и…
Это всё, что она могла сказать.
Рюрик мгновение смотрел в её бледное лицо, затем поцеловал её снова и повторил:
– Благослови тебя бог, матушка. Я вернусь.
Больше он ничего не сказал. Мягко усадив свою мать в кресло, он развернулся и вышел из кухни. В передней он набросил шубу и шапку, открыл дверь и покинул дом.
– У тебя хорошее оружие? – спросил Орша, когда лошадь тронулась.
– Превосходное. Думаю, оно меня не подведёт.
– Я спросил потому, – продолжил Орша, – что Дамонов гордится своим оружием. Это немецкий клинок, который якобы рассечёт надвое любое оружие из тех, что есть в Москве.
– У меня хорошее оружие, – безмятежно сказал Рюрик, – и оно прошло отличную проверку. – И после нескольких замечаний он поведал историю создания и приобретения шпаги.
Наконец они выехали на реку и через полчаса достигли места встречи. Был прекрасный день. Снег ярко сиял на солнце, воздух был спокоен и тих. Сильный мороз бодрил, и Рюрик распахнул шубу, чтобы вольнее дышалось. Они ждали всего несколько минут, когда у излучины реки появился противник.
Как только граф и его секундант приехали, а лошади были привязаны, лейтенант предложил перейти к строению, которое стояло неподалёку. Это был шлюпочный сарай, который зимой не использовался. Было предложено перейти туда, чтобы сияние снега не слепило глаза.
– А это что такое? – воскликнул Орша, когда увидел у излучины реки сани и офицера в них.
– Это всего лишь хирург, – отозвался Дамонов. – Я не рассекаю плоть человека, не дав ему возможности выжить.
– А ещё он может пригодиться и вам, да? – предположил лейтенант.
– Конечно. Всякое может случиться.
Через мгновение сани подъехали, и Рюрик узнал военного хирурга, которого он раньше видел, хотя не знал его имени.
