Внутри повозки было полно мешков с шерстью — наверное, чтобы уберечь пассажиров от толчков. Впереди, обращенное высокой спинкой к скамье возницы, стояло кресло с хорошей набивкой. Четыре витых, покрытых резьбой шеста поддерживали полосатый навес из парусины, прикрывавший все хитроумное сооружение. К одному из шестов крепился деревянный крест вроде тех, что ставят на фронтонах церквей. Знамена с изображением святых свисали с остальных трех шестов.
— Это что, церковь на колесах? — раздраженно спросил я.
— Он больше не может ездить верхом, — мрачно ответил Стеапа.
Стеапа командовал королевскими телохранителями. Он был огромным, одним из немногих мужчин, что были выше меня, свирепым и неутомимым в битве; а еще он был беззаветно предан королю Альфреду.
Мы со Стеапой дружили, хотя наше знакомство началось с вражды, когда меня вынудили с ним сражаться. Это было все равно что атаковать гору. Однако мы оба выжили в той схватке, и я не знал, с кем хотел бы стоять рядом в «стене щитов» больше, чем со Стеапой.
— Он вообще не может больше ездить верхом? — спросил я.
— Иногда ездит, — ответил Стеапа, — но это причиняет ему слишком сильную боль. Он едва может ходить.
— И сколько быков тащат эту штуковину? — спросил я, показав на повозку.
— Шесть. Ему это не нравится, но все же приходится ею пользоваться.
Мы находились в Эскенгаме, бурге, построенном, чтобы защитить Винтанкестер с востока. То был маленький бург, несравнимый по величине с Винтанкестером или Лунденом; он защищал брод на реке Уэй. Хотя почему брод нуждался в защите, оставалось загадкой, потому что реку легко можно было пересечь и к северу, и к югу от Эскенгама.
Вообще-то город не охранял ничего важного, вот почему я возражал против его укрепления. Однако Альфред настоял на том, чтобы превратить Эскенгам в бург: считалось, что много лет назад какой-то полубезумный христианский мистик вернул здесь девственность изнасилованной девушке, посему это место почитали. Альфред приказал возвести здесь монастырь, и Стеапа сказал, что король ожидает меня в тамошней церкви.
— Они все говорят, — уныло сказал он, — но ни один из них не знает, что делать.
— Я думал, вы ожидаете, что Харальд нападет на вас здесь.
— Я сказал им, что он не нападет, — ответил Стеапа. — Но что случится, если он и вправду не нападет?
— Мы найдем Харальда и убьем эрслинга, конечно, — ответил я, глядя на восток, где новые дымы возвещали о том, что люди Харальда грабят новые деревни.
Стеапа показал на Скади.
— Кто она такая?
— Шлюха Харальда, — ответил я достаточно громко, чтобы Скади услышала.
Лицо ее не изменилось, не утратило обычной надменности.
— Она пытала человека по имени Эдвульф, — сказал я, — хотела узнать, где он спрятал золото.
— Я знаю Эдвульфа, — проговорил Стеапа. — Он купается в золоте.
— Раньше купался, — сказал я. — Но теперь он мертв.
Эдвульф умер прежде, чем мы покинули его поместье.
Стеапа протянул руку, чтобы принять мои мечи. В тот день монастырь служил Альфреду домом, и никто, кроме самого короля, его родственников и его охраны, не мог носить оружие в присутствии царственной особы.
Я отдал Вздох Змея и Осиное Жало, потом окунул руки в чашу с водой, предложенную слугой.
— Добро пожаловать в дом короля, господин, — произнес формальное приветствие слуга.
Потом он наблюдал, как я накидываю на шею Скади веревку.
Скади плюнула мне в лицо и ухмыльнулась.
— Пора встретиться с королем, Скади, — сказал я. — Плюнь в него, и он тебя повесит.
— Я прокляну вас обоих, — ответила она.
Только Финан сопровождал Стеапу, Скади и меня в монастырь. Остальные мои люди провели лошадей через восточные ворота, чтобы напоить в ручье.
Тем временем Стеапа проводил нас в церковь аббатства, прекрасное каменное здание с балками из тяжелого дуба. Высокие окна освещали выделанные разрисованные шкуры. На одной из них, над алтарем, изображалась девушка в белом длинном одеянии, которую поднимал на ноги бородатый мужчина с нимбом. Пухлое, как наливное яблоко, лицо девушки выражало чистейшее изумление, и я решил, что это и есть та, которой только что вернули девственность. Выражение лица мужчины заставляло предположить, что в скором времени ей может понадобиться повторение этого чуда.
Под этим изображением, перед заваленным серебром алтарем, в кресле с наброшенным на сиденье пледом сидел Альфред.
Кроме него, в церкви находилось еще человек десять. Когда мы вошли, они разговаривали, но при нашем появлении сперва понизили голоса, а потом замолчали. Слева от Альфреда толпилось стадо церковников, среди них — мой старый друг, отец Беокка, и мой старый враг — отец Ассер, валлиец, ставший близким советником короля. В нефе на скамьях сидело полдюжины олдерменов, возглавлявших графства: их призвали, чтобы присоединиться к армии, противостоявшей вторжению Харальда. Справа от Альфреда, на стуле чуть поменьше, сидел его зять, мой кузен Этельред, а позади Этельреда я увидел его жену, дочь Альфреда, Этельфлэд.
Этельред был лордом Мерсии. Мерсия лежала к северу от Уэссекса, и ее северной и восточной частями управляли датчане. Она не имела короля, вместо короля у нее имелся мой кузен, которого признали правителем сакских частей Мерсии, хотя на самом деле он был рабом Альфреда.
Альфред никогда открыто не выражал подобных претензий, но именно он являлся реальным правителем Мерсии, а Этельред делал то, что приказывал его шурин.
Однако было неясно, сколько продлится подобное положение дел, потому что Альфред выглядел еще более больным, чем тогда, когда я видел его в последний раз. Его бледное одухотворенное лицо стало худым, как никогда, глаза выражали боль, хотя остались такими же умными.
Он молча смотрел на меня в ожидании, пока я поклонюсь, потом коротко кивнул в знак приветствия.
— Ты привел людей, господин Утред?
— Три сотни, господин.
— И это все? — напрягшись, спросил Альфред.
— Если ты не хочешь потерять Лунден, господин, это все.
— И ты привел свою женщину? — прошипел епископ Ассер.
Епископ Ассер был эрслингом. Это слово обозначает то, что падает из задницы. Он выпал из какой-то валлийской задницы, а потом вкрался в доверие к Альфреду. Король был очень высокого мнения об Ассере, который меня ненавидел.
— Я привел шлюху Харальда, — сказал я.
Никто ничего не ответил на это. Все просто таращились на Скади, а пристальнее всех на нее глазел молодой человек, стоящий за троном Альфреда. У этого молодого человека было худое, бледное, костистое лицо, черные волосы, вьющиеся над вышитым воротником, и быстрые смышленые глаза. Казалось, он нервничал, возможно, испытывая благоговейный страх в присутствии такого множества широкоплечих воинов. Сам он был стройного, почти хрупкого сложения. Я достаточно хорошо его знал. Его звали Эдуардом, и он был этелингом, то есть старшим сыном короля. Его готовили к тому, что он унаследует отцовский трон. Теперь же он с разинутым ртом глядел на Скади, как будто никогда раньше не видел женщины, но когда она встретилась с ним взглядом, покраснел и притворился, что жадно интересуется усыпанным тростником полом.
