«X — 11 Вагнер.
9 июля фельдмаршала Роммеля посетил адъютант губернатора Франции, генерала Карла Генриха фон Штюльпнагеля, подполковник Цезарь фон Хофакер. В беседе оговаривалось, что если фюрер откажется взять на себя инициативу прекращения боевых действий на фронте с англо-американцами, то его следует к этому принудить. Командующий экспедиционным корпусом отверг данное предложение, В свою очередь фельдмаршал вызвался попросить у фюрера разрешения обратиться с мирными инициативами к британскому фельдмаршалу Бернарду Монтгомери. По его словам, следует убедить британцев объединить свои усилия с Германией в борьбе против Советского Союза.
Записано со слов капитана Вирмера Йозефа, адъютанта фельдмаршала Роммеля.
10.07.44»
Последним лежал документ, почти полностью совпадавший по содержанию с сообщением, которое недавно получил глава СС.
Шелленберг задумчиво вытянул из пачки «Кэмэла» сигарету, какое-то время помял ее пальцами и вернул на место.
Вывод напрашивался сам собой: в новой игре фельдмаршал Роммель ведет свою, сольную партию. Те люди из числа высшего руководящего состава вермахта, которые вступали с ним в контакт, не знали, что он вот уже несколько месяцев вел через своих людей тайные переговоры с противоположной стороной. Но не с британцами, а с американцами. Это во-первых. Во-вторых. Да, Роммель дважды встречался с фюрером, но обе встречи носили сугубо специфический военный характер. И, наконец, в-третьих. Судя по всему, янки ждут от фельдмаршала не слов, а конкретных действий, которые тот им наверняка обещает. Роммель, в свою очередь, находится в ожидании движения со стороны немецкого генералитета. Возникает вопрос: а когда же собирается начать действовать генералитет?
Шелленберг протянул руку к телефону, накрутил нужный номер.
— Карл? Нс узнал, не узнал тебя. Как Эльза? Больна? Чем? Почему сразу не позвонил мне? Звонил? Да, действительно, меня не было. Но мы что-нибудь придумаем. В самое ближайшее время. Карл, ты еще служишь в своем издательстве? — Шелленберг пре-красно знал, что Карл Штольц по-прежнему работает журналистом в газете «Фелькишер беобахтер», центральном печатном органе НСДАП, подконтрольном министру пропаганды Геббельсу. — Вот и отлично. Мне нужно кое-что уточнить. Так каковы, говоришь, твои планы на сегодняшний вечер?..
Самолет попал в зону турбулентности, его начало основательно трясти. Курков проснулся, осмотрелся по сторонам. Темнота, бесформенные фигуры на лавках вдоль борта. На полу ящики, под потолком тускло горит матовый фонарь.
— Спите, солдат, — послышался голос обер-лейтенанта Грейфе. — Я думаю, у нас появилась одна из последних возможностей выспаться.
Курков попытался рассмотреть циферблат часов:
— Сколько еще лететь?
— Сорок минут. Отдыхайте.
Курков накинул на себя суконное одеяло, предоставленное ему экипажем самолета. Сон пропал.
Интересно, что сейчас происходит на родине?..
Удивительная штука — жизнь. Авторитетный вор — агент НКГБ. Пять лет назад сказал бы кто, в морду плюнул бы.
А ведь если б тогда, в сорок втором, следователь Спиридонов, который вел дело Шилова, не узнал его там, в блиндаже на передовой, кто знает, как бы все дальше сложилось. Но узнал…
После ареста Сергей ожидал, что его расстреляют тут же, на месте, без суда и следствия; Либо — прямым ходом отправят в дисбат. Но всё повернулось с ног на голову: вместо приговора его посадили в самолет, и через три часа он прибыл в столицу. Лубянка. Камера. И разговоры. Прямо как у фрицев: кто? когда? сколько? владеешь ли языками?..
Языками он владел. Немецким — в совершенстве. Была у него всегда тяга к учебе. Откуда — Бог се знает. Да и практика как-то сама собой вышла неплохая. Сожительница преподавала немецкий в институте. Все, помнится, просила взять ее в жены… Французским же занимался самостоятельно. Как говорится, для души. Правда, в последнее время стал его забывать…
Там, на Лубянке, его прикрепили к Старкову и Рыбаку, но в основном с ним работал Ким. Именно он и сообщил, что младшую сестру Шилова угнали в Германию. Последнего родного человечка, оставшегося на этой проклятой земле… «Я не знаю, что конкретно придется тебе там выполнять», — признался Ким перед началом задания.
Они провели тогда два дня в Подмосковье. Под охраной, но все равно на свободе. Именно там Сергей и получил от Кима основные инструкции: «Нам приказали подготовить тебя для неизвестной деятельности. Для нас — непривычной. По идее, тобой должны были заниматься другие инструкторы. Но приказы, как известно, не обсуждаются… Три месяца мы провели вместе, рядом. Как говорится, плечом к плечу. Одно могу сказать: хороший ты мужик, Серега! И так думаю не только я. А что с пути сошел когда-то… Так и мы все не без греха. Когда будешь там, зла ни на кого не держи. Ни на нас, ни на них. Иначе сгоришь. И никакой самодеятельности! Только выполнять приказы человека, к которому поступишь в распоряжение…»
Деревянная полка давила на ребра, но Курков старался не замечать неудобств. Вслед за Кимом вспомнился Старик, как он мысленно окрестил Глеба Ивановича с первой же встречи…
Перед тем как отправить Шилова на фронт, Старков дал последнюю подробную инструкцию:
— На передовой пробудешь недели три. Тебя припишут к разведчикам. Присмотрись там, что, к чему. К концу месяца пришлем в часть твоего сокамерника по саратовскому СИЗО Зеленкова Геннадия Александровича.
— Зелёнку?!
— Его самого. Кстати, почему ты его тогда избил?
— Это для дела или так, из любопытства?
— Лично для меня.
— Да буреть он начал не по чину.
Старков усмехнулся:
— Логично. Итак, Зеленков тебя опознает. Естественно, начнут проверять. Вот в тот момент тебе и нужно будет уйти к немцам.
— А не слишком сложно? Может, просто перебежать?
— Нет, Сергей Иванович. Фриц не дурак, проверку обязательно устроит. И, поверь мне, сумеет вызнать абсолютно все, что в части происходило. Как ни прискорбно мне это признавать. Немцам рассказывай о себе все! Но не сразу, дозированно. Для начала выдай себя за струсившего командира Красной армии, за сына репрессированного генерала. Будут мять бока — терпи! Матерись и терпи. А вот когда их проверка выведет тебя, так сказать, «на чистую воду» и они узнают, что ты зэк, вот только тогда и сделай вид, будто сломался. Сдавайся тоже с умом! Дави на подставные судимости, на то, что советская власть незаконно тебя арестовывала. Якобы по политическим мотивам. А когда прижмут личным делом по последнему ограблению, сломайся вторично. Сделай вид, будто хотел скрыть уголовную сторону своей жизни. Мол, думал: кто ж уголовнику поверит-то? И лишь после этого дашь согласие на сотрудничество.
