– Слав, выбери коров, и уходим. А то я здесь задохнусь!
Друг прогудел в ответ, не разжимая губ:
– Не ты один!
Два других отрока, Олег и Добрыня, засуетились – они давно признали главенство обоих волчат, тем более что друзья не кичились ни своей силой, ни умением и всегда готовы были прийти на выручку более младшим и слабым товарищам. Быстро выхватили из стада самых упитанных, по здешним меркам, коров, отогнали в сторону. Храбр развернулся и двинулся следом за угоняемым скотом, прислушиваясь, не раздастся ли позади топот ног желающих отобрать у находников кровное. Куда там! Юноши уже перевалили гребень низины и начали углубляться в лес, а жители деревни так и лежали неподвижно. Только за дальностью отдельных голосов было не различить, всё сливалось в один заунывный вой.
– Княже, а худобу так и погоним через лес? – Слав вопросительно посмотрел на улыбающегося Гостомысла.
Тот ответил, ещё бы – дружинник ведь отрок несмышлёный:
– Скотину пока подержим. Сейчас самое интересное будет. Наберись терпения.
И верно – едва взрослые воины ловко замотали тряпицами пасти крошечных коровок, спутали им ноги и завалили в кусты, прикрыв нарезанными ветками орешника, как сторожевые подали знак, прокуковав кукушкой, – началось.
Прежде всего – вой из деревни начал затихать. Через некоторое время оттуда вырвался одинокий всадник и охлюпкой[7], трясясь всем телом, непрерывно колотя кобылу по брюху голыми пятками, куда-то заспешил. Храбр потянул было из-за пояса метательный нож, благо посланец должен был проехать в пределах досягаемости броска, но тяжёлая рука старшего воя легла на плечо отрока. Тот обернулся. Дружинник поднёс палец к губам и отрицательно покачал головой. Понятно. Ждать. Гонца – пропустить. Набраться терпения, как князь посоветовал. Спутаные коровы затихли, перестав сопеть и вздыхать. Тощие бока с торчащими через шкуру рёбрами мерно вздымались. Уснули на солнышке, которое уже поднялось к зениту и вовсю жарило почти отвесными лучами.
Вдруг дозорный, сидящий на вершине густой высокой ели, тоненько пискнул, словно придавленная ловушкой белка, и дружинники сразу насторожились – условный знак! Враги на подходе! Князь вскинул руку в латной шипастой рукавице, сжатую в кулак. Махнул вправо – и сразу два десятка воинов потянули из ножен боевые ножи, забросив щиты за спины.
– Твой – справа.
Справа? Отрок не понял, что шепнул ему старший, но послушно повторил то, что делал более опытный воин. Вытащил из засапожных ножен длинный клинок, осторожно, чтобы не выдать себя движением, забросил круглый щит за спину. С шумом и треском кто-то ломился через подлесок в приготовленную засаду. Сердце юноши лихорадочно заколотилось – похоже, сейчас будет сеча. Князь вновь вздел руку, повёл ей немного вверх. Дозорный раскатился дробью дятла. Храбр напрягся – сигнал, что враги уже… вот… сейчас… И верно, из-за ближних стволов могучих дубов вывернулся первый всадник, довольно рослый, почти с самого отрока человек в… Юноша не поверил своим глазам – у того не было доспеха! Какая-то вонючая до невозможности шкура, резкий запах от которой разносился на несколько саженей вокруг, на неё сверху было нашито несколько квадратных пластин из рога. На лошади вояки не было, точно так же, как и у гонца, седла и стремян. Просто спина животного была накрыта скверно выделанным мехом. Вооружён всадник был квадратным щитом из толстых досок, ничем не окованных, а в руке держал толстую суковатую дубину, всю утыканную клыками то ли кабанов, то ли медведей. За ним мчались, насколько это возможно на неосёдланных лошадях, да ещё по довольно густым зарослям, другие воины, вооружённые и одетые куда хуже первого чужака. Кое у кого в руках были вообще каменные топоры.
Вожак аборигенов уже почти поравнялся с отроком, и тот ощутил лёгкий толчок – мол, давай! Рубить такого? Да это же позору не оберёшься! Решение пришло мгновенно – оторвавшись от земли, в прыжке ударил ногой в лоб опешившему от невиданного франку или саксу. Того снесло с клячи, словно бревном. И со всех сторон одновременно на врага бросились славянские дружинники. Схватка была быстротечной. Почти мгновенной. Местные вояки даже не успели воспользоваться своим горе-оружием, как уже лежали на обильно усыпанной палой листвой земле. Кто нещадно скрученный верёвками, кто без сознания. Некоторые подвывали от боли, держась за выбитые из суставов конечности. Но дружинники не получили даже царапин. Гостомысл довольно улыбался – удача на стороне его воинов. Хороший знак! Даже очень хороший! Святовид благоволит задуманному жрецами, значит, прав Прокша-провидец! Трижды прав!
– Вздеть этого. – Князь указал на того вонючку, которого свалил Храбр.
Миг – и вот уже дикарь стоит на коленях с растянутыми руками, привязанными к толстой жерди. Славянин чуть наклонился к пленнику, произнёс несколько слов на неведомом языке. Чужак замотал головой, зачастил, захлёбываясь. Гостомысл слушал, потом перевёл:
– Это – Оттон. Местный князь. Франк. Его усадьба неподалёку. Он готов нам сдать укрепление, если мы пощадим его. Сопровождающие Оттона воины его не волнуют. Деревня, где мы взяли скот, принадлежит также ему.
– Это как понять – принадлежит? – не понял кто-то из воев, и князь пояснил:
– То его рабы. Потому и принадлежит.
– Рабы?!
– Рабы, – повторил князь. Потом скомандовал: – Повязать всех. Кто уже в путах, проверьте получше, чтобы не сразу освободились.
Воины быстро упаковали пленников, прикрутив их за шеи к длинным крепким жердям, а руки связав за спиной. Впрочем, это, наверное, было лишним – низкорослые франки, а самый высокий из них, Оттон, чуть ниже самого младшего из славянских отроков. С ужасом косились на возвышающихся над пленниками на две, а то и три головы, закованных в сталь гигантов, общающихся между собой на неведомом языке. Пленного вождя франков выпихнули вперёд, и тот, понурив голову, послушно повёл захватчиков разорять свой дом.
– Олег, худобу освободи. Пускай к рабам возвращается.
Самый младший из отроков торопливо полоснул ножом по сыромятным ремешкам, спутывавшим ноги угнанных коров, и бросился нагонять остальных. На немой взгляд Слава шепнул:
– Спят. Даже не проснулись.
Отрок улыбнулся – наука воинская, изученная в Арконе, впрок пошла не только ему.
Идущий впереди Оттон вывел дружину из леса, и сразу за деревьями пошла накатанная повозками колея. Пленный франк что-то пробурчал, угрюмо отведя глаза в сторону:
– Он просит не вести его с остальными. Позор воину.
– Позор воину? Он себя воином считает?! – Дружинники возмутились не на шутку: ещё бы – от своих родовичей отказался! Крестьян держит в чёрном теле – у славян собаки лучше живут, чем его рабы! Воинов подчинённых готов на смерть отправить, лишь бы шкуру спасти. И самое главное – не колеблясь ни мгновения, повёл врагов к родным очагам, вместо того чтобы умереть, но не выдать сородичей. Так о какой же чести может речь идти?!
