– Не обращайте на меня внимания, – поспешил ответить Лангедок. – На ярмарках мы привыкли тыкать всем без разбору, но господин маркиз знает, как я его уважаю.
Саладен отвел доктора Самюэля к столу.
– Мне надо сегодня повидать вас и прочих членов нашего клуба, – тихо сказал он. – Сейчас все пойдет очень быстро. Полагаю, вы уже догадались о механике дела? Теперь предстоит привести это потерянное дитя в объятия нежной матери, поудобнее устроить ее в особняке… ну, и так далее. Это все пустяки. Через несколько часов я окончательно продумаю детали. Вам предстоит предупредить наших друзей и находиться здесь неотлучно с двух часов.
– Отлично, – ответил доктор, не требуя других объяснений.
– Это еще не все, – продолжал Саладен, еще больше понижая голос. – Этот человек знает нашу тайну.
Доктор тревожно посмотрел на своего собеседника.
– Никогда я не занимался ничем подобным, – прошептал он.
– Вы меня не поняли, – продолжал Саладен. – Речь идет просто-напросто о том, чтобы угостить его обедом, хорошим обедом… таким хорошим, чтобы к концу его он крепко заснул.
– Это возможно, но только не требуйте от меня большего.
– Погодите. Поскольку он оказал нам услугу, было бы невеликодушно бросить его пьяным или оставить спать на тротуаре. У вас наверняка есть какая-то нора, чулан, вот туда и поместите его проспаться, а завтра…
– Завтра мы будем ужасно заняты, – перебил его доктор.
– Конечно, конечно. А значит, поскольку с похмелья у него будет болеть голова, ему дадут какую-нибудь микстуру, от которой он снова заснет. Послезавтра или самое позднее еще через день я сам займусь им, так что вам не о чем беспокоиться. Ну ладно, договорились, – продолжал он громко, отходя от окна. – Добрый доктор возьмет на себя мой долг. Ах, мэтр Лангедок, может, он и не умеет рисовать, как ты, но зато он понимает толк в еде. Наш доктор – настоящий гурман. Нам с малышкой придется сейчас отлучиться, но к обеду мы обязательно вернемся. Однако вы нас не ждите, смело приступайте к закуске. До свидания! Приятель, нынче я доволен тобой, ты отлично потрудился!
С этими словами маркиз де Розенталь предложил руку мадемуазель Гит, и они вышли из комнаты.
Лангедока, казалось, привел в некоторое замешательство подобный оборот событий, но доктор Самюэль, охотно вошедший в свою роль, предложил ему сигару и попросил кое-каких объяснений по художественной части. В его голосе звучал неподдельный интерес, и Лангедок, счастливый возможностью продемонстрировать свою ученость, совершенно перестал волноваться.
Через полчаса они уже сидели за столом друг против друга, намереваясь «приступить к закуске». Лед окончательно растаял, и вы бы приняли их за лучших друзей.
А мадемуазель Гит и ее спутник тем временем быстро катились в коляске в предместье Сент-Оноре, к особняку де Шав.
Мадемуазель Гит совершенно не представляла себе дальнейшего, того, что ее ожидало, у нее в голове вертелись смутные обрывки каких-то сказок о феях. Молоденькие парижские работницы, особенно в том случае, если они похожи на очаровательную мадемуазель Гит, больше верят в фей, чем в Бога.
Саладен, когда они только что познакомились, сблизился с ней под предлогом ухаживания, но это продолжалось недолго, и вскоре он дал мадемуазель Гит понять, что ей предлагается роль в грандиозном спектакле – роль, которая принесет ей счастье и богатство.
Саладен был недурен собой, и мадемуазель Гит, давно мечтавшая сыграть в пьесе – все равно какой, – охотно согласилась бы сделаться его любовницей.
Но это вовсе не входило в намерения Саладена. Он как мог сдерживал порывы девушки, повторяя ей, что обстоятельства слишком серьезны и не следует размениваться на пустяки.
Мадемуазель Гит ничего не понимала. Она была достаточно образована, чтобы знать: все интриганы в комических операх занимаются одновременно и любовью, и делами, но, поскольку Париж никогда не был необитаемым островом и там хватало ухажеров и без Саладена, она в конце концов оставила его в покое и набралась терпения.
Но тем не менее белокожий безбородый красавчик маркиз де Розенталь оставался для нее живой загадкой, возбуждавшей в ней любопытство и даже легкое презрение.
В тот самый момент, когда они садились в карету у дома доктора, Саладен с улыбкой сказал ей:
– Дорогое мое дитя, теперь мы подходим к самому важному: вы делаете первый шаг навстречу своей матери.
Гит сразу стала серьезной.
– Уже! – прошептала она. Потом, помолчав, добавила:
– Вот так – без всяких приготовлений, ничего не зная?
– Нужно, чтобы все было правдоподобно, – холодно ответил Саладен. – Чем более растерянной, смущенной, взволнованной вы будете выглядеть, тем лучше, детка; я так решил.
– Но ведь… – хотела что-то возразить девушка.
– Не спорьте, а попробуйте запомнить мои слова: вы кое-что подозреваете о смысле нашей драмы, хоть я и старался держать вас в необходимом и полезном неведении, которое и обеспечит вам успех во время первого представления. Вас, ребенка благородного происхождения, похитили четырнадцать лет назад, сейчас вам шестнадцать – чуть меньше или чуть больше. Вчера вы даже не догадывались об этом похищении, еще вчера вы знали только… Слушайте меня внимательно, потому что сейчас я объясню вам вашу роль. Итак, вы знали только, что великодушный человек, то есть я, маркиз де Розенталь, великодушие которого вы оплатили самой нежной любовью, подобрал вас на большой дороге, где вас потеряли ваши похитители, бродячие акробаты. Вам тогда могло быть лет шесть или семь. Вы получили неплохое образование. Маркиз был небогат, но вы все-таки не сомневались, что он небо и землю переворачивает вверх дном – лишь бы найти ваших настоящих родителей.
– А потом? – спросила Гит, видя, что он умолк.
– Вот и все, – ответил Саладен. – Он не нашел ваших родителей и женился на вас, чтобы вы заняли положение в свете.
– Значит, я замужем? – развеселившись, воскликнула Гит. – Замужем за вами?
Саладен утвердительно кивнул.
– Забавно, – сказала Гит.
А затем, вспомнив о грядущих трудностях, воскликнула:
– Но мы ведь уже у Тюильри! Через десять минут я окажусь перед этой дамой, которая считает себя моей матерью! Что ей сказать?
– Все, что захотите, – ответил Саладен.
– Но…
– Расскажите ей свою собственную историю, если ее можно рассказать, или еще чью-нибудь – это совершенно безразлично. Скажите, что я поместил вас в пансион, потом отдал в учение, сочините, если угодно, роман о нашей взаимной любви… или просто молчите, будьте застенчивы до онемения… Поймите же наконец, что здесь все варианты хороши. Наихудшее, что вы могли бы сделать, это выучить роль заранее и продекламировать ее уверенным тоном.
