В экипаже Присциллы они доехали до Шип-стрит и дальше пошли пешком. Взяв Присциллу под руку, Питер Гиббс повел ее по улице, которая шла вдоль набережной. Клонившееся к закату солнце щедро окрашивало все вокруг спело-оранжевым цветом, но в сгущавшихся сумерках тени постепенно становились длиннее и длиннее. Подойдя к пирсу, Питер с Присциллой долго смотрели на стоявшие на приколе большие корабли и слегка покачивающиеся на воде легкие суденышки.
— Через пару месяцев «Спасение» отправится в плавание, и Джаред впервые выйдет в море капитаном, — прервала молчание Присцилла. — Мы заключили отличную сделку на перевозку леса. Он повезет его в Лондон, а там…
— Простите, — прервал ее Гиббс, — но вы вновь о делах. Мы же с вами условились — никаких цифр и сделок. Расскажите мне лучше о себе.
— Мне не очень хочется говорить о себе.
Присцилла настороженно взглянула на Гиббса.
— Ладно, тогда скажите, что вам нравится цвет воды на закате или причудливые сумеречные тени. О чем угодно, только не о делах.
Присцилла кивнула, и дальше они пошли молча. Пару раз она порывалась было что-то сказать, но в последний момент ловила себя на мысли: опять о делах! Это начало ее тревожить. Неужели Питер Гиббс прав?
— Посмотрите! — Гиббс повернулся к городу. Среди причудливых форм теснящихся друг к другу крыш издалека выделялся шпиль Северной церкви. Солнце только что скрылось за верхушками зданий, и небо из бледно-голубого на глазах становилось желтым, потом ярко-оранжевым.
— Как красиво! — вырвалось вдруг у Присциллы.
Питер осторожно взял ее за руку. Говорящий взгляд Присциллы, устремленный за спину Гиббса, заставил его оглянуться.
По набережной к ним с радостными улыбками шли Энн и Джаред, только что вернувшиеся из Кембриджа. Вот это встреча!
Энн, подхватив подругу под руку, восторженно принялась рассказывать о поездке домой и, не удержавшись, похвалилась: отец дал согласие на ее брак с Джаредом.
— Значит, скоро свадьба, — подслушал эту новость Питер. — Придется нам всем вернуться в таверну и устроить праздничный ужин.
Так и поступили. Вчетвером они отправились в «Таверну доброй женщины» и, болтая и смеясь, засиделись там далеко за полночь.
Джаред, Энн и Присцилла возвратились домой поздно, шумно, в приподнятом настроении. А Филип читал. Как же они не догадались послать за братом! Он мог бы повеселиться вместе со всеми. Но Филип довольно кисло ответил, что у него нет настроения развлекаться. Он, конечно, поздравил Энн и Джареда, но сразу объявил, что идет к себе наверх спать, предоставив молодым людям продолжать веселиться и подтрунивать над Питером Гиббсом, который уже не скрывал своих чувств к вдове Стернз.
Филип лежал в темноте и смотрел в потолок. Он мысленно перебирал события прошедшего вечера. Пока Джаред, Энн и Присцилла ужинали в таверне, отмечая помолвку, он виделся с Вампасом, который только что вернулся из резервации. Индеец привез другу письмо от Витамоо, и Филип засыпал его вопросами. Вампас отвечал неохотно. Да, с Витамоо все в порядке. Сейчас к ней в вигвам приходят на занятия пятеро детей, она с нетерпением ждет издания букваря. В индейской школе Гарварда обещали, что книга будет отпечатана через пару месяцев. Да, у нее все хорошо. Она сама уверяла Вампаса в этом. Индеец вздохнул. А душа-то у Витамоо не на месте, это видно. Она стала не той, какой была прежде. Что-то в ней надломилось. Волнуясь, Вампас стал просить Филипа съездить в резервацию, его приезд должен поддержать Витамоо.
Только после ухода индейца Филип прочел письмо Витамоо. И убедился, что Вампас сказал правду. Внешне все шло складно — она рассказывала о церкви, о своих учениках и занятиях. Но за этим простым рассказом скрывалась боль, которая заставила Филипа задуматься о том, чего Витамоо не написала. Филип понял: она не верит, что он вернется. Она потеряла надежду.
«Возможно, Витамоо права. У нее в груди бьется очень умное и чуткое сердце. Она поняла все много раньше меня», — думал Филип. С очевидным трудно спорить. Даже если не будет вакансии, ректор лично постарается выхлопотать для него преподавательскую должность. «Я не хочу его упустить», — сказал он как-то в частной беседе. Да и в истории их отношений с Пенелопой тоже рано ставить точку. Верная своему слову, она уговорила отца расторгнуть ее помолвку с Реджинольдом Бернсом и теперь буквально не давала Филипу проходу. Поначалу ему без труда удавалось избегать бывшую возлюбленную, но в последнее время, когда и воспоминания о Витамоо несколько потускнели, и перед ним открылась заманчивая перспектива оказаться среди гарвардской элиты, Филип перестал так резко отвергать заигрывания Пенелопы. Он говорил себе: «Неизвестно, что будет дальше, вдруг мне придется остаться». Свою лепту вносил и Эдмунд Чонси. Ныне весьма влиятельный член попечительского совета университета, он изо всех сил старался возобновить дружеские отношения с Филипом. Кроме того, семья Морган наконец воссоединилась, и у Филипа появились определенные обязанности в Товариществе. Все это делало поездку в резервацию невозможной.
«Может быть, я сейчас не слышу Господа. Что Он хочет сказать мне?» В Кембридже, в Бостоне — у Филипа всегда дела складывались как нельзя лучше. К чему бы он ни стремился в жизни — не считая недолгого времени, проведенного в резервации, — все само шло ему в руки.
Он написал ответ Витамоо. Перечитав свое письмо, Филип удивился тому, как оно похоже на письмо Витамоо. На словах все было гладко, но что стоит за словами?
Филип закрыл глаза и попытался перестать думать о Гарварде, Витамоо, Пенелопе и Товариществе. Снизу донесся новый взрыв смеха. У Джареда есть Энн, Присцилла влюблена в Питера. А что есть у него? Кого любит он, Филип? Где его место?
Молодого человека терзало множество вопросов, ответа на которые он не знал. Безысходно мечась между ними, Филип в конце концов уснул.
— Что ты пялишься на меня, как идиот, Уоткинс? Рассказывай, что разузнал.
Застенчивые люди выводили Дэниэла Коула из себя. Нерешительность — это признак слабости, а слабых Дэниэл терпеть не мог.
— Думаю, вы будете довольны, мистер Коул, — секретарь робко подошел к столу и подал отчет. Выхватив у него бумаги, Коул жадно впился в цифры и длинные колонки названий.
Констанция сидела в своем залитом солнцем алькове и завтракала. Она намазала немного абрикосового джема на ломтик хлеба. Погруженная в свои мысли, миссис Коул не обращала никакого внимания на крик мужа. Обычная деловая утренняя встреча.
Дэниэл Коул выругался, перевернул страницу и снова выругался.
